– Потрясающе, – искренне произнесла я, поворачиваясь к Айлину. – Вот как после такого не восхищаться некромагией?!
Князь едва заметно улыбнулся и потрепал одно из чудовищ за ухом.
– Далеко не каждый маг способен создать костяную гончую, – с неподдельной гордостью заявил Теон, рассматривая «собачек». – Я счастлив служить вам, ваша светлость!
– Служи, – равнодушно позволил Айлин. – И пригласи первых просителей.
Первыми оказались граф и барон, не сумевшие полюбовно договориться о границах феодов и посему явившиеся в поисках справедливости к сеньору. Каждый принёс с собой пачку документов, подтверждающих право собственности на спорный участок. Барон упирал на то, что земли были выиграны в карты еще его прапрадедом. Граф тряс манускриптом, согласно которому принадлежащие его роду земли были майоратом и по этой причине не могли делиться. После нескольких вопросов, с молчаливого позволения Айлина заданных желавшим реабилитироваться Теоном, выяснилось, что спорщики решили породниться и барон пообещал в приданое за дочерью приличную сумму и как раз тот самый участок, а после неожиданно передумал, решив заменить земли драгоценностями. Граф, рассчитывавший вернуть когда-то принадлежавшие его роду земли, оскорбился и категорично потребовал вернуться к оговоренным условиям. Барон отказался, после чего граф решил поискать справедливости у главы княжества.
Вердикт был ожидаем: Айлин принял сторону графа и потребовал от барона вернуть спорный участок законному владельцу. Но не успел истец порадоваться, как получил ведро дёгтя в свою бочку мёда. Князь велел Теону пересчитать сумму проигрыша того самого графского прапрадеда, в счёт уплаты которой и были переданы земли, и заявил, что граф обязан возместить её барону. Дескать, долг следует уплатить. Граф опечалился: цифра вышла внушительной. Барон, напротив, обрадовался и тут же благородно предложил простить долг взамен на отказ от денежной части приданого. Немного поразмыслив, граф махнул рукой и согласился.
Дальше было ещё несколько имущественных споров, пять или шесть жалоб от крестьян на действия местной власти и с десяток апелляций по самым разным вопросам. Прилетевший Кусака, до заикания напугавший своим появлением очередных истца и ответчика, мирно уселся на спинку моего кресла и замер. На удивление, в этот раз импиксара не пришлось предупреждать, чтобы помалкивал.
А потом действие оживилось, потому что в зал ввалилась целая толпа, человек пятнадцать. Слово взял седой, но ещё крепкий мужчина.
– Ваша милость, справедливости просим! – взволнованно начал он. – Не дайте супостату уморить кровинушку нашу. Пятерых жён прибил, ирод, и нашу калечит!
– Здоровьем слабы были, – прогудел, как я поняла, «ирод» – здоровенный детина с туповатой круглой физиономией, державшийся особняком от остальных.
– Так где ж здоровья напасёшься, когда кулаки пудовыя?! – истерично взвизгнула женщина с цветастым платком на плечах. – Все знают, что смертным боем бьёшь супружницу!
– А мою девоньку уби-и-и-л! – всхлипнула полная тётка, стоявшая ближе к дверям. – Две зимы, как в могилу свёл!
– Врака всё это! – возразил обвиняемый. – Стешка, ну-ка скажи!
Его жена, бледная и тихая, стояла, опустив глаза.
– Стешка! – повысил голос детина.
– Ну подымает руку, так по делу-то, – наконец, едва слышно шепнула она. – Да и жалеючи.
– От меня вы чего хотите? – осведомился Айлин. – Если заключено кано, развод невозможен.
– Да пусть будет мужняя, но вертается домой! – взмахнул руками седой. – Деток-то Двуликий не дал дочке пока, а дал бы – и то вырастили!
Кусака нервно пританцовывал на спинке моего кресла и тихо попискивал от желания высказаться. Наконец, не выдержав, спорхнул на подлокотник.
– Говори, – позволил ему князь.
– Врёт он! – обличительно ткнув лапкой в детину, заявил импиксар. – Просто так колотит, да не по разу в день. А она потом охает да отлёживается. Двух ребятёнков скинула уже.
– Я не знал! – тут же принялся отпираться обвиняемый.
– Знал, – неожиданно подала голос Стешка.
– Ах ты, сучий потрох! – завопил седой и попытался было кинуться на зятя с кулаками, но был остановлен незримыми путами.