— Насчет вашего отчества мы уже не сомневаемся. Что ж, пишитесь с сегодняшнего дня Иосифовичем, как сказано в святцах. Но вот касательно вашей фамилии — дело темное. Чем можете вы доказать загсу, что именно вы и есть тот самый Жуков, за которого пытаетесь выдать себя?
— Как пытаюсь? — вскипел новоявленный Иосифович. — Позвоните ко мне на работу по телефону, и вам каждый скажет, что я и есть самый настоящий С. Жуков.
— Загс телефонным звонкам не верит. Загсу нужны документы.
— Так вот вам копия метрики моей и моего отца.
— Этого мало. Принесите еще метрики вашего деда и вашей бабки.
Работникам областного архива, дай бог им здоровья, пришлось на этот раз переворошить церковные книги уже не второй, а первой половины прошлого столетия и добыть нужные справки, а бдительная Лариса Порфирьевна все не желала признавать Жукова Жуковым.
Что, собственно, произошло? Разве кто-нибудь подозревал С. Жукова в мошенничестве? Ни боже мой. Партийная организация обратилась в загс с просьбой уточнить написание отчества С. Жукова, и Лариса Порфирьевна в пылу неумного усердия зачислила честного человека в число самозванцев.
— Вы не Жуков.
— Нет, Жуков.
— Докажите.
И Семен Иосифович вынужден ходить в школы, где он учился, учреждения, где работал, к товарищам, с которыми воевал, с весьма необычной просьбой:
— Милый, ты помнишь, как моя фамилия? Так будь другом, напиши: сим удостоверяю, что предъявитель сего, С. Жуков, действительно является самым настоящим владельцем своей фамилии и ни у кого оной не крал и не одалживал.
И вот уже около двух месяцев несчастный С. Жуков ведет какую-то непонятную, двойную жизнь. Для окружающих он по-прежнему тот же самый всеми уважаемый Семен Иосифович Жуков, каким он и был до сих пор. Под этой фамилией С. Жуков живет, читает лекции, принимает зачеты у студентов. А в загсе Ленинградского района он числится почему-то человеком без имени и фамилии. За эти два месяца по милости загса установлением и без того ясного лица С. Жукова занималось примерно пятнадцать организаций и не меньше полусотни человек. И всех этих людей загс отрывал от полезной работы только потому, что какой-то пьяный, полуграмотный дьяк пятьдесят лет назад описался в церковной книге.
1953 г.
Свойство сердца
Произошло недоразумение. Разметчик сборочного цеха Иван Петрович Сырокваша собирался на юг, в санаторий «Светлана», а путевку ему выписали в «Чистые ключи». Правда, в профиле этих санаториев не было разницы, тем не менее Иван Петрович бросил путевку на стол и сказал:
— Не поеду!
— Почему? — удивленно спросил председатель завкома.
— Не тот санаторий.
— Да в нем все, как в том. Ванное отделение, электролечебные кабинеты, врачи…
Но на Ивана Петровича не действовали никакие резоны.
— Нет, и больше ничего.
— Если ты насчет кухни опасаешься, — сказал пред-завкома, — то это зря. Повар в «Чистых ключах» лучше, чем в «Светлане». Он такие борщи и бифштексы готовит, что ты, Иван Петрович, по меньшей мере пять кило в весе прибавишь.
— Спасибо, не нуждаюсь.
Повар и в самом деле был здесь ни при чем. Упрямствовал Иван Петрович вовсе не из-за борща и бифштексов, а из-за своего зятя. Пятнадцать лет этот самый зять был хорошим отцом и супругом, а на шестнадцатый его точно подменили. Завел он себе забубенных дружков-приятелей и стал обижать жену и детей. Ивану Петровичу уже давно хотелось съездить в Казань и поругать зятя за его поведение. Хотеть хотелось, а вот решиться на поездку он не мог. Неудобно. Это и в самом деле не такое простое дело — явиться за тридевять земель в дом к взрослому человеку и начать читать ему нотации и наставления. И вдруг подвернулся удобный случай. Иван Петрович узнает из письма дочери, что ее муж едет в сентябре на юг в «Светлану».
— Вот и хорошо, — решил Сырокваша, — я тоже поеду туда. Полечусь, похожу с зятем на ванны. Не может быть, чтобы за месяц у нас с ним не нашлось повода откровенно, без утаек поговорить друг с другом.
И вот, когда все уже, казалось, было на мази, Ивану Петровичу выписали путевку не в тот санаторий. Ему бы взять да рассказать председателю завкома, почему именно «не в тот», и все, глядишь, обошлось бы по-хорошему, а он не рассказал, постеснялся. Все-таки как-никак семейные неприятности. И что предзавкома ни делал, как он ни уговаривал Ивана Петровича ехать в «Чистые ключи», у того на все доводы был только один ответ: