Он наклонил голову и поцеловал меня.
Я воспламенилась, словно костёр, и жар обнажённой груди Нармера окутал меня горячей волной похоти. У меня колени подогнулись, и фараон тут же обнял меня громадными руками, притягивая к себе, чтобы я не растеклась лужицей трепещущих нервов и нелестных спазмов радости на полу. И на мгновение, могу поклясться, наши тела слились воедино. Я никогда не чувствовала ничего сильнее. Это тёмное, пустое пространство у меня в груди начало светиться, словно уголёк, и единственное, о чём я могла думать — стянуть с себя крошечный топик и юбку. Я хотела почувствовать, как его тело скользит по моему, когда его руки и рот блуждают по каждому дюйму моего…
Я оттолкнула Нармера и влепила пощёчину. Со всей силы. В его глазах вспыхнула ярость.
— Что, во имя Всех Богов, это было?
Во имя меня? Я фыркнула и ткнула его в бок.
— Нет! Это ты скажи, что это было!
— Это называется поцелуем.
— Ну… это я знаю! А как ты можешь целовать меня вот так вот… влажно и… — Чёрт возьми, так страстно. И этого я лишала себя?
Фараон выгнул бровь.
— И?..
Я скрестила руки на груди и отвернулась. Вкуснятина. Это было очень вкусно.
— Ужасно. Худший поцелуй в моей жизни. Ты на верблюдах тренировался?
— Верблюд? — взревел он. — Я покажу тебе верблюда.
Фараон потянулся ко мне, но я отскочила.
— О нет, не смей! Не нужны мне слюнявые поцелуи горбатого пустынного млекопитающего. Ты и пахнешь, как они. — У него восхитительный аромат — экзотические масла и специи, но оскорбление казалось победным, поэтому я его и выдала.
Нармер гонялся за мной по комнате. Я прыгнула на кровать и почти добралась до другого края, когда он схватил меня за лодыжку и дёрнул. Я потеряла равновесие и упала на кровать лицом вниз. Он тут же прыгнул мне на спину, прижав руки над головой.
— Отпусти! — Я извивалась, но он намного, намного крупнее, и я была бессильна без моих… хм, сил.
— Не отпущу, пока ты не подчинишься.
— Никогда! — закричала я.
— Значит, и я никогда не отпущу тебя, — прорычал он.
Упрямец!
Я зарычала.
Он зарычал.
Я мяукнула.
Он…
Разразился смехом.
Заразительный смех. Я никогда не слышала такого красивого глубокого мужского смеха. Его безудержная радость проникала в меня и гудела в голове, навевая видения единорогов и радуг… естественного вида. Не те, что делала Минки — разноцветными, но со странным запахом. Короче, его смех был чистым… очарованием. Нармер скатился с меня на спину, смеясь с такой силой, что едва мог дышать. Я села и смотрела на него, не в силах сдержать улыбку. Он всё не останавливался, словно не смеялся десятилетиями, и плотина, наконец, прорвалась.
— Знай я, что расслабить тебя можно мяуканьем, сделала бы это ещё неделю назад, — выдала я. — Даже к юбке хвост бы приколола.
Из уголков его тёмных глаз потекли крошечные слезинки. Слава богу, он не нанёс церемониальные стрелки, иначе сейчас были бы у него под глазами разводы.
Нармер смахнул слёзы, сел и лучезарно посмотрел на меня.
— Ты очень своеобразная богиня.
— А ты сумасшедший фараон. И раз уж мы заговорили об этом, почему ты смеялся?
Он почесал свой гладко выбритый подбородок.
— Полагаю, что все дело в абсурдности ситуации. Я всю жизнь провёл на троне, правя народом и веря, что божественная кровь, текущая в моих жилах поведёт меня.
Стоит ли сказать, что в нём нет божественной крови? Многие культуры верили, что их правители потомки богов и поэтому правили, но истина в том, что они обычные люди, которые родились в нужное время в нужной семье.
Не-е-е-е, пусть живёт в своей фантазии.
— Однако, — продолжал он, — ничто не могло подготовить меня к этому… к тебе. — Он протянул руку и провёл пальцем по линии моего подбородка — Такое дикое создание.
Я не могла помешать ему. Как Нармер был лишён смеха, так и я была лишена любви, и сделала бы всё, что угодно, лишь бы снова почувствовать это ощущение целостности. Когда он поцеловал меня, тёмная пустота глубоко в груди наполнилась чем-то чудесным и радостным. Он был светом в этой тёмной, сырой и мрачной пещере, которую я называла своим сердцем. Я хотела большего.
— Поцелуй меня ещё раз, — приказала я.
Его улыбка растаяла и сменилась выражением грубого, плотского голода. Нармер посмотрел мне в глаза, наклонился и слегка прижался губами к моим губам. Затем скользнул языком внутрь и нежно погладил. Его тепло коснулось моего лица, шеи и груди, пробравшись глубоко внутрь. Впервые в жизни шестерёнки на старой девчачьей фабрике начали вращаться, и мои женские частички возбудились.