Для этого понадобилось бы отправиться назад во времени, что они никогда не рисковали сделать. Даже простые люди знали закон Ньютона о движении: для каждого действия есть равное и противоположное противодействие.
И этот закон тем более действует при изменении событий в прошлом. Сдвинь одну часть мозаики, все другие части изменят свое положение, чтобы не нарушать картины. Хаос. Результатом, как они решили, был бы непрекращающийся хаос.
То, что Мааскаб рассматривали, как детскую игру; хотя это было не так. Они создали самое что ни на есть оружие: сосуд, который, как он убедился на собственном опыте на корабле Пиццаро, мог пожирать плоть.
И добавить сверхумный дьявольский трюк – Гаю остается только позавидовать их хитрости – жрецы додумались, как изменить химический состав Сенотов, создав почти непреодолимую тюрьму для богов.
Если плененному богу посчастливилось, и он смог сбежать, как Гай, это хорошо, но порталы теперь закрыты. Боги пойманы в ловушку в человеческом мире, внутри человекоподобных тел. Гораздо менее могущественные. Проклятые гениальные, жестокие ублюдки.
Боги, он жаждал вернуть свои силы. Он бы тут же создал грандиозное землетрясение и открыл огненный разлом в земной коре прямо под Мааскаб.
Ему нужно было сделать это, если уж на то пошло, давным давно и не переживать о жертвах среди населения. И тогда, возможно, Габриэлла была бы еще жива, и он бы не ощущал постоянную мучительную пустоту в своей груди.
Но он не собирается менять прошлое и никуда не уйдет, пока не освободит других богов – ну, пока Эмма не освободит других богов, поскольку он не мог войти в ту воду – починит порталы и найдет Симил. "Симил, – подумал Гай, – действительно ли это она, кто предал нас?"
Он искренне надеялся, что был неправ, но факты говорили сами за себя. Она знала о сосудах и никому не рассказала. Она даже наняла Пиццаро, чтобы тот их украл.
Да, она, должно быть, работала вместе с Мааскаб. А потом они ее предали? И она пыталась замести следы?
Кусочки мозаики не складывались. Во-первых, зачем работать с Мааскаб? Ничто не могло бы подтолкнуть Симил на такую ужасную измену.
И если они предали ее, зачем она наняла смертного, вроде Пиццаро, убить Мааскаб, вместо того, чтобы сделать это самой? Со слов Эммы, Симил не колебалась, убивая темных жрецов.
Она даже пустилась за ними в погоню с несколькими Учбенами – так он предполагал. Симил всегда получала удовольствие от хорошей погони.
Так что же случилось с этой богиней? Голова Гая гудела от напряжения. Ни один чертов кусочек пазла не подходил!
Гай взглянул на Эмму, которая сидела позади него в Хаммере и смотрела в окно на виноградники. Томмазо был за рулем, и впервые Гай с удовольствием позволил кому-то еще контролировать ситуацию.
Он пока не совсем привык управлять этими машинами, хотя ему понравились ощущения от быстрой езды, пока он ехал на виллу, несмотря на то, что снес несколько заборов и один ни в чем неповинный куст.
Но сейчас безопасность Эммы была важнее всего.
Гай заметил, что выражение лица Эммы было мрачным, как будто она решала в уме ту же трудную головоломку. Ее светло-рыжие кудри блестели на солнце, проникающее через открытое окно с ее стороны.
Ее волосы были связаны сзади маленькой розовой резинкой, она была одета в бледно-серый свитер и джинсы. Он не смог удержаться и наслаждался ее красотой.
Так много лет он гадал, как же она выглядит, а теперь хотел бы никогда ее не увидеть.
И тут же он благодарил небеса за нее. Так или иначе, Эмма будет его погибелью, Гай просто это знал.
Она была слишком желанна – точно, как предсказывала Симил. Она украла его сердце и его мозги – потому что он все для нее сделает. Все. Даже отпустит ее, когда придет время.
Гай отмахнулся от этой мысли.
– Эмма. Ты знаешь, как Мааскаб и Симил тебя нашли? – спросил он, думая, что скорее всего она тайком позвонила родителям и, тем самым, позволила отследить свое местоположение.
Томмазо отвлекся от дороги и беспокойно взглянул на Эмму в зеркало.
Сначала она не ответила, потеребила рукав.
– Я не знаю. Как я тебе сказала, Симил ничего не говорила – кроме того, что она следила за Мааскаб и узнала, что они едут на твою виллу.
Гай нахмурился. Он был не в настроении и дальше разгадывать загадку предательства.
– Она говорила, откуда она пришла или зачем она за ними следила?
Эмма помотала головой, затем посмотрела вниз на свои руки. Снова она хотела что-то сказать, но остановилась.
Гай наблюдал за поведением людей, кажется, вечность, но это никак не помогло божеству понять: она что-то скрывает.
Он развернулся к Эмме всем своим большим телом, оказавшись с ней лицом к лицу.
– Ты звонила своим родителям, верно? – Гай говорил принуждающим голосом, поэтому ей придется ответить. Никто не мог сопротивляться этому.
– Нет. Не звонила. Но сейчас я говорю не об этом.
Ее взгляд метнулся к Томмазо.
Что? Она не подчинилась его голосу? Как? Чертовка не хотела говорить при Томмазо? Она беспокоилась, что тот подумает? Она моя.
Искорка ревности зажглась в Гае. Его задевало, что мнение другого мужчины важно для Эммы, и что на нее, очевидно, не подействовала его команда. Ну тогда, ему нужно меньше о ней думать.
Томмазо не был достоин Эммы в любом случае. Откровенно говоря, ни один человеческий мужчина не был.
– Эмма, – заговорил Гай своим самым убедительным голосом; это могло сработать лучше. – Томмазо один из самых надежных стражей. Ты можешь говорить при нем все. И у нас нет времени на недомолвки. Если ты не заметила, у нас серьезные проблемы, например, пропавшие и убитые стражи, и… – он замолчал. Он чуть не проговорился о других плененных богах, но вовремя остановился. "Не выдавай слишком много слишком быстро", - напомнил он себе. – Нам бы очень помогло, если бы мы поняли, как они тебя выследили.
– Нет, – она скрестила свои руки и с вызовом посмотрела на Гая.
Снова, она сопротивляется? Эмма как-то становилась сильнее.
Гай внимательно всмотрелся в лицо Эммы. Она злилась. Эмма всегда ненавидела, когда он использовал свой голос, чтобы ее контролировать.
Это каждый раз пробуждало ее злую, мстительную сторону. Он вдруг забеспокоился.
– Хорошо. У меня были ночные кошмары, – ответила Эмма, в ее голосе звучала едва уловимая злость.
Даа, она была в бешенстве.
Она стала объяснять в подробностях, как ей несколько раз снился мужчина, не опуская все те властные, соблазнительные слова, что он ей говорил. Она рассказала, что никогда не задумывалась об этом много.
До последнего случая, когда мужчина казался таким реальным и жестоким. Говоря это, Эмма чуть не расплакалась.
Сон по-настоящему ее напугал, но Гай все же думал, что это игра ее чересчур живого человеческого воображения.
– Сны это всего лишь сны, – легкомысленно заявил он.
– Но ты залез ко мне в голову и разговаривал со мной. Ты даже заставил меня выйти из комы. Так почему кто-нибудь другой тоже не мог разговаривать со мной во сне? Это бы объяснило, как Мааскаб меня нашли. Мужчина из моего сна мог видеть, где я была, и он говорил, что послал людей – страшных людей – за мной. Он приказал, не сбегать.
– Это просто сон, – повторил Гай.
– Ну почему же, черт возьми, нет?
Гай потер щетинистый подбородок.
– Ну? – настаивала Эмма.
– Не может быть, что мужчина из твоего сна настоящий бог, потому что все остальные в… ну… – Затем он замолчал.
Как много он может рассказать Эмме о плененных богах?
Или о том, что ему нужно, чтобы она вернулась в Мексику и помогла их освободить. Она уже через столько прошла, он не хотел на нее давить.
– Ну вот опять! Что с тобой? Ты когда-нибудь собираешься мне доверять? – Эмма всплеснула руками.
Гай не выдержал: