Гордин пообещал взять расходы по покупке спиртного и сладостей на свой счет. Боря сдался и в свою очередь ответил согласием на просьбу товарища не только скоротать вечерок в обществе типографских наяд, но и ни в коем случае не попадаться на удочку Тины, а трахнуть при необходимости именно её подругу. Гордин для подстраховки повторил свое условие дважды.
Встретившись вчетвером в вестибюле метро "Белорусская", они рванули по "кольцу" до "Киевской", а затем в Фили на Кастанаевскую, где проживала разведенная стихолюбивая товарка. У Гордина она сразу же вызвала внутреннюю дрожь и неудовольствие. Крупнотелая, высокая, с широким веснушчатым лицом, она почти недвижно покоилась на ногах-колоннах, обтянутых черными колготками, тогда как серовато-белесые глаза её хищно, по-птичьи высматривали лакомый мужской объект. Имя и фамилия у неё были тоже подстать повадкам - Галя Иволгина.
Гордин даже пошутил:
- А я почему-то решил, что ваша фамилия Сорока.
Галина в ответ ничего не сказала, но чувствовалось, что она обиделась. "А ещё поэт будто бы" - читалось в её глазах.
"Семейное гнездо" женщины-птицы оказалось трехкомнатной весьма прилично обставленной квартирой. Почти взрослая (четырнадцатилетняя) дочь Галины в это время находилась у бабушки, но должна была вернуться через час-полтора. Времени у двух пар было в обрез. Мужчины и женщины, не сговариваясь, быстро выпили вино, проглотили химический растворимый кофе и разошлись по разным комнатам. Вернее, Гордин схватил Тину за руку, уволок в дальнюю комнату и, прижав к двери, не давая выйти, принялся ей втолковывать, что Боре явно не до нее. Сопротивление обычно синхронно согласованной подруги донельзя распалили его. Он усадил Тину на корточки, расстегнул молнию на своих джинсах и почти насильно заставил подругу исполнить требуемое. Только потом, успокоившись, он почти одновременно с успокоением услышал далекий телефонный звонок. Как оказалось, звонила дочь Галины и предупредила, что через полчаса будет дома. Гостям надо было выметаться. Борис имел виноватый вид. Потом Гордин выслушал от него, что Галина наотрез отказалась от всех видов общения, кроме показа ему любовно подобранной коллекции книжечек в белых суперобложках ("Сокровища лирической поэзии", вот как именовалась злополучная серия", - подумал Владимир Михайлович). У неё имелась даже Леся Украинка (как ни странно, самая редкая книжка этой серии, её, во-первых выпустили необыкновенно малым тиражом, во-вторых, почти всю угнали за границу, где позже за нераскупаемость тираж был сдан в макулатуру). А Борис был глух не только к поэзии, он вообще не любил книг, уставая от их подготовки в родимом издательстве. Галина "достала" его ещё и расспросами о творчестве Гордина, которое было для него не менее загадочным, нежели аналогичное у Леси Украинки. За этим разговором показалось метро. А Тина осталась у Галины то ли наводить порядок, то ли утешать неудовлетворенную по части поэзии подругу, то ли искать утешения самой.
После свидания у Гали Иволгиной в отношениях Владимира Михайловича и Тины появился заметный холодок. Словно трещина пролегла между ними, через которую явственно просачивался ветерок раздражения и чуть ли не ненависти. Вообще, от любви до ненависти всего один шаг. Расстояние короче воробьиного клюва. Спустя годы, анализируя, можно, наверное, понять причину. Исчезла первоначальная легкость бытия, сладость общения, кончилось равноправие и свобода выбора. Раньше они дарили себя друг другу, не считая и не считаясь. На Иволгинской квартире Гордин мало того, что не принял неписаные правила игры давних любовников (никто никому ничего не должен), хуже того, он не вошел в интерес приятельницы, давнего партнера и соучастника, не уступил ей Бориса, не принял отступного в виде её охочей до поэзии подруги, к тому же грубо надругался над ней, почти что изнасиловал да ещё извращенным способом. Надо заметить, что Тина почему-то не увлекалась французским способом, предпочитая национальный метод любви. Оскорбленная и униженная, она, вероятно, тогда задумала страшную месть, а бедный Владимир Михайлович, конечно, ничего и не подозревал. Да и как можно было предвидеть столь оригинальный способ мщения, о котором речь ещё впереди! Помните анекдот "с бородой": "Уж я так мстила! Так мстила!" - исповедывалась рассерженная на мужа за какой-то пустяк мстительная жена своей лучшей подруге, повествуя о древнейшем способе женской мести.
Тина вскоре пригласила Гордина на посиделки к другой приятельнице. Она уже не расписывала предполагаемые прелести незнакомки, сказала только, что Света очень хорошая девочка, одна растит сына, работает корректором в издательстве "Наука", может достать любые новые издания серии "Литературные памятники" и неплохо бы её в свою очередь познакомить с таким же хорошим человеком.
- Что снова Бориса захватить? - ядовито пошутил Гордин.
- Не надо никакого Бориса. И что ты мне душу травишь! Хотя я в Борисе уже разочаровалась: как он мог уступить тебе меня безо всякой попытки, как он мог не откликнуться на мой зов. Нет, он - не мужик, не то, что ты: никогда не только своего, но и чужого не упустишь, - двусмысленно почти пропела наяда в телефонную трубку. - Постарайся найти более предприимчивого, наподобие себя.
А Владимир Михайлович снова не уловил ни яда, ни потаенной угрозы в этой льстивой похвале. Как ни странно, задача, поставленная перед ним, была достаточно сложна, если вообще выполнима. Дело в том, что Гордин по жизни был волк-одиночка, скорее даже не волк, а пёс шелудивый, о чем он не подозревал, но зато действительно одиночка. Он не мог не только поделиться своей жалкой жизненной добычей, но сама мысль о необходимости согласовывать свои действия с кем-то еще, уже приводила его в бессмысленную ярость. Однажды одна из его постельных подружек чуть ли не год уговаривала Гордина найти второго партнера для amour de trois1, а он так и не отважился. Он даже представить не мог, как будет разговаривать с кем-то из знакомых на такой глубоко интимный предмет , а уж о действии сообща он и помыслить не мог. Та изобретательная дамочка (дочка академика, между прочим, и внучка замминистра) давно в солнечном Израиле, скорее всего на лунной панели. Она так стремилась в страну обетованную, не скрывая особенно предполагаемого сладкого способа зарабатывать на жизнь, впрочем, об этом в другое время в другом месте. Всему свой черед.
Владимир Михайлович таки созвонился с надоедливым коллегой-энтомологом, который замучил его своими международными бизнес-проектами. Коллега был лет на двадцать старше, но энергией обладал неукротимой. Он был коренаст, росту чуть ниже среднего, что искупалось отчасти длиной рук, которые висели как у орангутанга и, даже на первый взгляд, были загребущие. Совершенно лысый череп его не портил, глаза были скрыты за толстыми "минусовыми" стеклами в массивной модной оправе, мощные запорожские усы демонстрировали ушедшее очарование семитской шевелюры. Обычно малоразговорчивый, он не изменил своему обычаю и дал добро на свидание каким-то утробным рыком.
Когда Гордин и коллега-усач пересеклись с Тиной в метро, та, вроде бы привычная к выкрутасам судьбы, чуть не зашлась в спазматическом хохоте. Утащив Владимира Михайловича за колонну, она безапелляционно заявила:
- Ты кого привел? Что за чучело? Это же пенсионер-паралитик!
________
1. любовь втроём (франц.)
- Да он ещё вполне трудоспособен, в хорошей спортивной форме, можешь сама проверить, - вяло защищался неугодивший партнер
- Я тебе проверю! Чтоб его и духу не было! Он Светланке не подходит. Ты мою подругу идиоткой что ли считаешь? Да она нас и на порог с этой обезьяной не пустит
Гордин был вынужден уступить и объясниться с коллегой-жуком, наврать, что междусобойчик отменяется по случаю временной болезни хозяйки квартиры. Лысый усач воспринял известие вполне индифферентно, только его выпуклые глаза выкатились вперед и несколько покраснели, и удалился с непроницаемым видом, рявкнув на прощание нечто доброжелательное.