В 1848 году в дни июньского мятежа Герцены и Тучковы (жившие этажом выше в том же доме в Париже) подверглись полицейскому обыску. И тут в жизнь Искандера снова вошел Гервег, опозоренный и обесславленный неудачей в провозглашении Германской республики на манер Франца. Мало того, его тесть был разорен этой же неудачной революцией, что резко сказалось на его субсидиях поэту, уменьшив их по крайней мере втрое. Гервег хандрил, его страшило будущее неотвратимой и беспросветной нуждой. Почти каждый вечер поэт стал проводить у Герценов. Эмма ему осточертела, её нудная любовь опостылела. И Гервег втирался к русским богатым друзьям, охотно пил вино с Александром Ивановичем, помогал Наталье Александровне в различных перипетиях нелегкого многодетного быта, ухаживал за ней во время нередких недомоганий.
Наталья Александровна влюбилась, сама того не заметив. А у Эммы в это время родилась дочь Ада и она ослабила свою схватку.
Страстная дружба втроем стала приобретать странные черты брачного ссюза. Гервег, уже втершийся в доверие, называл Герценов близнецами и причислял себя к ним же, называя самого себя третьим близнецом. О, как ему хотелось сварганить брак втроем, а может даже и вчетвером, все-таки сочувствуя и Эмме. А хитрая евреечка позже открыто предлагала себя русскому барину.
Постепенно Герцен прозрел, но ложно понимаемое чувство дружбы порядочности и уважения к хотя и чужому, но подлинному чувству сковывало его, не позволяло объясниться прямо и жестко, как, собственно говоря, и следовало с подобным пресмыкающимся, как Гервег. Кроме того, его изводили эмигрировавшие соотечественники-попрошайки, завидовавшие его богатству и в бессильной злобе распускавшие про него всякие малоприятные слухи.
Наконец он нашел в себе силы объясниться для начала с женой. Причем, опять в письмах. Наталья Александровна призналась, что её "неудовлетворенность, что-то оставшееся незанятым, заброшенным искало иной симпатии и нашло её в дружбе с Гервегом". Она призналась, что мечтает о браке втроем, причем, скорее духовном, нежели чисто плотском. Но Герцен принять подобное уж никак не мог.
Ему писал и Гервег, испрашивая нахально внимания и заботы. Нет места, чтобы привести в короткой статье его многословные и лживые излияния.
Герцен с семьей переехал в Ниццу, надеясь отвязаться ст надоевшего приживала; но Гервег с домочадцами на коленях вполз нему в дом и немедленно занял несколько комнат. Герцену снова пришлось содержать обе семьи и дать якобы взаймы десять тысяч франков Эмме. Этих денег он не только не увидит, но ещё и заплатит втрой раз за выданный ей вексель. Эмма, окончательно усмирив ревность, стала содействовать мужу в соблазнении Натальи Александровны, она предложила снова Герцену устроить брак вчетвером. Искандер решительно не хотел этого, в нем наконец проснулся самец и собственник. Однажды он чуть не столкнул соперника со скалы в море, а потом иногда сожалел об этом несвершившемся суде. Удержавшись от расправы, он категорически потребовал отъезда Гервегов из Ниццы. Гервег, понимая, что терять уже нечего, в открытую шантажировал Герценов возможным самоубийством, он обещал зарезаться или застрелиться, уморить себя голодом (причем при этом жрал в кафе за четверых, притворно постничая на совместных трапезах), если его отлучат от Натальи Александровны. Он грозился зарезать своих детей и обмазанным кровью явиться к бывшим друзьям. Эмма неистово хлопотала за него перед Герцеными.
Трагикомедия разыгрывалась довольно долго, пока Герцен снова не дал Эмме огромную сумму денег, заплатил за неё все долги, только тогда Гервеги всем кагалом отправились в Геную.
Но и оттуда поэт-шантажист продолжал писать Герцену, который отсылал все письма назад, не вскрывая. Он писал ещё настойчивей Наталье Александровне, угрожая ей всеми карами, земными и небесными, если она не приедет к нему и не воссоединится или, на худой конец, не возьмет его назад в семью хотя бы гувернером к сыну Саше. Жалея несчастного, долго не распознавая в нем притвору, жена Герцена отвечала ему без ведома мужа. А Гервег, раздираемый злобой, взял да и разгласил её письма, сопроводив их к тому же собственными клеветническими домыслами.
В семье Герценов опять поселился кошмар, и прошло немало времени, пока в июле 1851 года в Турине не наступило очередное примирение супругов. И снова посыпались удары безжалостной судьбы. 16 ноября 1851 года протараненный другим кораблем около Гиерского архипелага затонул пароход "Город Грасс", на котором плыли в Ниццу мать Герцена и его глухонемой сын Коля. Трупов их так и не нашли.
Катастрофа доконала Наталью Александровну. Её мучили кошмарные видения. А тут ещё снова Гервег прислал письмо, в котором упрекал жену Герцена в измене ему, любимому (собой, разумеется), и язвительно намекал, что судьба мстит за него, потопив в море исчадие (его выражение!) и семью Герценов.
Взбешенный Александр Иванович был готов незамедлительно ехать в Геную и пристрелить подлеца, как собаку. Его удержала только болезнь жены, но , к сожалению, не удержала от показа ей злополучного послания негодяя. С этой минуты презрение Натальи Александровны переросло в ненависть, и она 18 февраля 1852 года написала Гервегу: "Ваши преследования и ваше гнусное поведение заставляют меня ещё раз повторить, и при том, при свидетеле, что я уже несколько раз писала вам. Да, мое увлечение было велико, слепо, но ваш характер вероломный, низкоеврейский, ваш необузданный эгоизм открылись во всей безобразной наготе своей во время вашего отъезда и после, в то самое время, как достоинство и преданность Александра росли с каждым днем. Несчастное увлечение мое только послужило новым пьедесталом, чтобы возвысить мою любовь к нему. Ваши доносы, ваши клеветы против женщины вселяют Александру одно презрение и отвращение к вам. Вы обесчестили себя этой низостью." Это письмо отправили Гервегу, но он вернул его вроде бы непрочитанным, хотя две из трех печатей были сорваны. Разными путями мнение разгневанной женщины все же довели до адресата.
А 30 апреля у Натали Александровны родился последний сын, недношенный, но живой, которого в честь города, где так замечательно начиналась совместная жизнь Герценов назвали Владимиром.
2 мая 1852 Наталья Александровна умерла, завещав заботу о своих детях Н. А. Огаревой-Тучковой, наметив тем самым чертеж его одного, последнего треугольника. Похоронили её в Ницце, где позднее упокоилось и тело её великого мужа.
Тяжба с Гервегом длилась ещё долго, от дуэли с ним Герцен уклонился. Не из трусости, а из презрения к подобному ничтожеству, о которое западло марать руки. Впрочем, Карл Маркс и Ф. Лассаль со своим низким соотечественником охотно возжались. А Герцена продолжали травить уже совершенно другие фигуры. Мелкие людишки вечно не могут переносить крупную личность.
Как я уже говорил, ещё один жуткий любовный треугольник ожидал его через шесть лет, когда в конце пятидесятых годов прошлого века Огарев со своей второй женой, Натальей Алексеевной, урожденной Тучковой, поселился в одном доме со своим давним другом. Уже в Лондоне
Мираж идеального брака втроем вновь ядовито приманивал к себе. Рок или случайное стечение обстоятельств? А, может, извечное, человеческое, слишком человеческое.