– Я тоже за тебя беспокоюсь, – вдруг проговорил Арс. Во рту неожиданно пересохло, сердце забилось в каком-то странном, бешеном ритме. Нет, я точно заболела. И это, к сожалению, совсем простуда. Арсений Ленский куда более пугающая и опасная болезнь, противостоять которой сложно. А вылечиться будет еще сложнее.
– Беспокоишься, кто защитит меня от тебя? – неловко улыбнулась я, пытаясь превратить все в шутку. Но да, я в этой защите нуждалась. По одной простой причине – сама я уже не справлялась. Если раньше я была уверена в своих силах противостоять практически нечеловеческому обаянию Арса, то теперь это чувство с каждой секундой становилось все призрачней. И эта его дурацкая вспышка ревности. Кажется, мы оба привыкаем к этим фальшивым отношениям куда сильнее, чем оба рассчитывали.
– Я сделаю все, чтобы тебя не обидеть, – тихо, но твердо пообещал Арсений. – И чтобы тебя не обидел кто-то другой.
Слова прозвучали как клятва. В его глазах не было и тени улыбки. И эта серьезность подкупала и одновременно пугала. Ведь, казалось бы, кто мы с ним друг другу? У нас же нет ничего общего, кроме моего пола и его потолка. Но жизнь столкнула нас, завертела в странном водовороте событий, все сильнее и сильнее затягивая нас в него. И чем дальше, тем больше я сомневаюсь, что смогу выбраться из этой ситуации без потерь. Наша фальшивая история все больше наполняется деталями, в которые даже мы сами начинаем верить. Наверное, стоило бы сдаться с самого начала и отдать фанаткам Арса деньги. Или все-таки нет?
Хотелось что-то сказать, неловко пошутить, но слов не находилось. Не сейчас, когда он походил на солдата, готового совершить подвиг. Идиотское сравнение, но другого просто не приходило в голову при виде на удивление сосредоточенного лица. И я банально не знала, что сказать. Разве что:
– Меня не так-то просто обидеть.
Дистанция, ты где? Она не призывалась, как бы я ни старалась. И хотя разум непрозрачно намекал, что мне нужно держаться от него как можно дальше, но сделать это очень сложно. Не под мягким, завораживающим взглядом карих глаз.
– Да, я помню наше незабываемое знакомство, – усмехнулся Арс. – Вот только ты все равно продолжаешь оставаться милой и красивой девушкой. И пусть даже ты кактус, мы оба знаем, что ты не состоишь только из колючек. Поэтому очень важно беречь, что здесь, за колючками.
Я вздохнула. Он был прав. Очень сложно защищаться от такого человека, как Арс. От того Арса, что с каждым днем все больше открывался мне с неожиданной стороны. От человека, который мне нравился.
– Слушай, Сенечка, – я слабо улыбнулась, увидев, как его слегка передернуло от сокращения, которым называет его мать. Ну да, да, для взрослого и брутального парня это что-то вообще из ряда вон выходящее. – Ты есть хочешь?
Закончила я совсем не так, как планировала. Это можно считать трусостью, но я просто не могла поступить иначе. Чем больше мы говорили откровенно, тем ближе становились. И вот это хрупкое понимание потом будет больно и страшно разрушать. Арс проницательно улыбнулся. Мне иногда даже кажется, что он тот самый мифический маг, способный читать мысли.
– Не откажусь, – согласился он. – Но сначала…
– Что?! – выдохнула я, но ответ получила слишком быстро. Еще один шаг вперед, и губы Арса касаются моих. Нежно-жгуче, так, что я не могла не ответить. Слабая и глупая Эля снова поддалась местному мажору. Впрочем, злоупотреблять поцелуем он не стал. Отстранившись, погладил меня по щеке и сообщил:
– Со сданным зачетом тебя, солнце. Собственно, именно это и хотелось мне сделать, когда твой однокурсник стал строить тебе глазки.
– Да не строил он мне глазки! – уже почти привычно взвыла я. – Он вообще в мою подругу влюблен. И я надеюсь хоть когда-нибудь ее сплавить ему, чтобы она наконец перестала вздыхать по твоему другу!
Пару дней назад я была готова поговорить откровенно с Леськой про Елиса. Но в тот раз не вышло, а дальше я что-то никак не могла решиться. Но и подруга теперь не так часто уже говорила о нем, может, сказывалось, что в университете Елис практически не появлялся. Я продолжала надеяться, что в один прекрасный день она переключит внимание на кого-то другого. Потому что рассказывать историю Елиса и Алиски было бы нечестно. Личная жизнь на то и личная, чтобы не становиться достоянием общественности.