— Не понял, — рявкнул Гость и взвил брови вместе с голосом. — Это ты?
— Да если бы… — сказал я. — Это Пиночет, вообще-то…
— Развязался, — каким-то подозрительно довольным голосом сказал Гость. — Сейчас я тебе запечатаю что-то другое. А в общем собирайся. Поговорим в пути…
— Я так просто никуда не пойду. Нет-нет, — сказал я, не то чтобы очень уверенно, но с апломбом.
— А никто здесь не говорил, что будет просто, — сообщил мне Гость.
— Здесь вообще никто не говорил. Только ты шуршишь, — буркнул я.
Гость посмотрел на меня и опять глаза его блеснули красным.
— Мой конь будет рад, — сказал он. — Он и ты…
— Я с конями не общаюсь, — быстро ответил я, предчувствуя прекрасную ловушку.
— А я — да!!! — разъярённо проорал Всадник.
— Оно и видно, — со значением сказал я и оглянулся.
Улыбнуться попыталась только Вакса. Вышло плохо.
— Silentia! — сказали мы с Гостем хором. Заклятия столкнулись в воздухе и покружив, осыпались серой пылью прямо на Венок. Долетев до свечей, пыль вспыхнула тысячью ярких точек.
— Красиво, — буркнул Витя. — Огни бенгальские, блин.
И тётя Женя навалилась на него всею спиною.
— Сейчас другое время, — сказал я, голос мой вырывался из меня словно программа «Время» из «Весны» — с помехами. — Справки могущественнее.
— Ну-ну, продемонстрируй, — довольно беззлобно сказал Гость.
— Э-э-э, — протянул я.
— Так и помолчи, — попросил Всадник.
Он хлопнул в ладони, и в тёти-Жениной комнате что-то стукнуло в ответ.
Второй хлопок в ладоши — и в руках его оказалась необычной формы гитара, я вспомнил Ормянскую…
— Время спеть пару пса́льмов, — объявил наш Гость и прокашлялся. — А то тишина у вас — гробовая какая-то. И ветра не слыхать… Я так понял — танцев не будет?
Тётя Зоня попыталась налить компота в стакан, но лишь разлила его по скатерти. Со второй попытки ей удалось, и она, цокая зубами о стекло, припала к узвару.
Струны издали длинную минорную трель, затрепыхавшись под пальцами гостя.
Гость запел, и в голосе его так странно прозвучали и флейта заката, и вся нежность вечера, и ужас перед той — самой яркой Звездой, чей восход он приветствовал.
В это время бабушка тронула камею, та едва блеснула зелёной искоркой. Бабушка провела пальцем по губам и успела показать им куда-то вверх. Я послушно посмотрел вслед ее жесту — привязанная к рожку люстры, над нами раскачивалась белая роза.
«Масонство какое-то, — подумал я. — Мы под розой, вроде не Иванов день».
Гость выводил длинную руладу о просьбе очередного триллинга и казался полностью погруженным в каталанскую канцуну.
«…Под розой… — раздался шёпот, — таемница…»[135]
Бабушка улучила момент и посмотрела на меня в упор.
Я слышу её иногда… почти всегда, часто.