Я одевался в разгромленной комнате, и мне было печально. Большинство ваз чья-то злая воля предала «наглой смерти» — их черепки трещали у меня под ногами. Бабушкины цикламены и фиалки валялись на полу, растоптанные в прах. Стол, как и шкаф, кто-то распотрошил и беспощадно обляпал чем-то подозрительно похожим на смолу. Сквозь разбитые окна торжественно влетали снежинки. Было холодно.
Ёлка в соседней комнате, объятая ровным голубым сиянием, парила над полом, вращаясь противусолонь.
Игрушки на ней тихонько позвякивали.
«Вот оно, волшебство, — удовлетворённо подумал я. — Старые чары! Серебро не одолеть кому попало. Отбилась!»
И показалось мне, как сероглазый Рудольф — самый грустный из Ангелов, улыбнулся из голубого света и поднёс к губам трубу.
«Всё-таки он утонул… — мельком подумал я. — Перед тем, как стать Ангелом».
Раскопав в грудах вываленного из шкафа барахла свои вещи, я оделся. В карманах брюк не было ничего…
Среди разгрома в кухне, по обе стороны стола, чудом не тронутого злой дудочкой, восседали бабушка и кузина Сусанна. На серой скатерти, подле весёлого кувшина с компотом, перед ними стоял поникший Непослушный.
— Вы позабыли, кто здесь может кричать! — вещала бабушка, преступившая все лимиты по сигаретам. — Кричу здесь я!
— Не волнуйся, не волнуйся, — дребезжала рядом кузина. — Будет тиснение…
Мышонок всхлипнул.
Я вежливо покашлял в дверях. Присутствующие не моргнули и глазом. Я покашлял ещё раз, менее деликатно. Существа из аквариума уставились на меня неодобрительно и испустили цепочки пузырьков. Сзади повеяло тёплым воздухом, я осторожненько оглянулся, а ведь этого делать не стоит. За спиной моею стояла Анаит, и глаза её посверкивали во тьме. Несмотря на многократные купания, слабый запах мокрой шерсти сопутствовал ей. «У всех у них своё „Быть может“», — подумал я. И спросил:
— Как это вы тут оказались?
— Я знаю много входов… — туманно ответила она.
— А выход? — спросил я её.
— Выход найдётся, — будто мурлыкнула она. — Почти всегда, он один. Но вот время…
Я вошёл в кухню окончательно и кашлянул, довольно громко…
— Но что ты перхаешь? — спросила бабушка, дунув дымом. — Снова пил зимную воду?
— Ещё я переохладил ноги, — злобно ответил я, — и испачкал их…
— Но, смотрю, ты был в ванной? — и бабушка раздавила остаток папироски в черепахе.
— Да, — светски отозвался я, — там немало интересного…
— Что то есть, интересне? — отозвалась Сусанна. — Ароматное мыдло?
— Кому и мыло интерес, — ответил я. — А вы тут как? Обнажили суть?
Сусанна, в душевной расслабленности, скинула паричок и напоминала ящерицу-игуану.
— Похожи на Пьеро, — в утешение ветшающей Сусанне, сказал я. На голове кузины красовалась чёрная сеточка, удерживающая всё ещё обильные кудри, оттенок которых вызывал интерес. Неподдельный…
— Трагическая роль… — хрипло сообщила кузина. — Всегда третий…
— Три — число магическое, — заметил я, придав себе таинственности.
— Так вот и я говорила с самого начала — тут черезмерно магии, ведь никто не дослушал. Зря. Вобще, ты, Геля всегда не дослушиваешь… Стремишься к эгоисту.
— Эгоиста — то вальс или чайник, — мягко сказала бабушка. — Я не эгоист — я диктатор.
— Дуче, — кашлянула дымом Сусанна и улыбнулась. — Как есть.
— Проходи, Лесик, к столу, к тебе разговор, — добродушно сказала бабушка. — Присядь, будь ласков.
— А сказочные существа будут? — осведомился я. — Гномы, эльфы, Ох[144]?
— Про гномов не скажу, — несколько плотоядно ухмыльнулась бабушка, — но есть оборотень прелестный. Чем не сказка? Охать будет Сусанка, слово гонору, она может.
— Говоря об оборотне, кого ты имела в виду? — склочно осведомилась Анаит. — Нет, Гелюня, интерес не пустой, ребёнку ведь надо разъяснить.
— Мышку! — сурово ответила бабушка. — Если тебе неизвестно, то до рассвета чуть… Лесик, — спросила она, выложив руки на стол и внимательно глядя мне в глаза, — как ты нашёл то место?
— Какое? — осведомился я, поморгав на всякий случай, чтобы сбить ей знание.
— То, куда направили тебя чары, — уточнила бабушка.
— С трудом, — сообщил я. — Темно там было и грязно. Дымом воняло. И люди такие…
— Какие? — высунулась вперёд, угнездившаяся на тахте Анаит. — Благородные или чернь?
— Бескультурные, — нашёлся я, — одно вредительство. И насмешки…