— А что? Я тут слыхал — на Листа, в шестом номере, попугай призрака увидел и сдох, — прощебетал я.
— Так, ну я внесу корректыву, — быстро произнесла бабушка и отодвинула подальше кувшин с компотом. — По-перве, молчи чаще; по-другое, тего попугая я знала — он весь час слушал радио — и решил умереть… Такое.
Сусанна оглушительно вздохнула и оглянулась на наш ВЭФ.
— Изгнать следует нарушителей присяги, — раздув ноздри, заявила бабушка и дёрнула рукав блузы; рукав неодобрительно треснул.
Непослушный подал голос со стола.
— Не смею и просить… — жалобно проныл он. — Не смею и просить… но просто выслушайте.
— Зачем тебя слушать? — злобно фыркнула Анаит. — Тайны вылезут наружу, словно голый хвост. А я не имею времени, почти…
Тень от неё на гобелене как-то странно содрогнулась. Анаит застыла в египетской неподвижности и потрогала молчаливый чёрный профиль на стене; рука её утонула во тьме.
— Я, я… — пискнул мышонок, — могу… Я бы мог…
Бабушка сняла очки и щёлкнула пальцами. Чёрная миска — кривоватая, грубо слепленная, перевитая давным-давно позеленевшей проволокой, дрогнула, по воде, наполняющей её, прошла рябь. Я загляделся на крошечные круги. Далеко-далеко, там у моста, где Ангел сторожит дорогу, воззвал к моему дару колокол.
— Apud Deum vestrum, — произнесла бабушка и протянула руку к миске, вторая рука, протянутая к миске, подрагивала.
— Apud Deum… — сказала Сусанна и посмотрела в сторону тахты. Анаит встала и сделала к столу шаг, другой, третий.
— Крысы-мужчины и крысы-женщины, именем Господним заклинаю вас покинуть мой дом и всех моих домашних и перейти… — в два голоса вещали бабушка и Сусанна. — Непослушный оглушительно для мыши рыдал, сидя на стопке салфеток. С пола стройно подвывали микроскопические собаки. Анаит протянула руку и облизнулась…
— Погодите минутку, — сказал я, и слова оборвались, канув в воду, из миски повалил красноватый дымок.
— Известно тебе, — подозрительно спокойно спросила бабушка. — Что нельзя мешать… деянию?
— Можно помешивать, — перебравшись от неё подальше, заявил я. — Тогда не пригорит.
Бабушка раздула ноздри.
— Выслушайте его… — крикнул я и перебрался ещё дальше. Рядом со мною оказалась Анаит. Лицо её было тенью самого себя и зыбким, будто сон.
— С чего бы? — спросила она и взгляд её блеснул красным, будто недавний пар. — С чего бы его слушать? Что умного может сказать мышь?
— Я и от кошек не слыхал, сколько будет дважды два, — фыркнул я.
— Послушайте, послушайте его, — обратился я к бабушке, поправляющей кольца. — Ну хотя бы, чтобы сказать ему «нет»…
Повисло молчание. Слышно было, как в камине гудит труба.
— Надо выслушать. Ведь вы сами всегда так говорите мне? — спросил я у бабушки. Она убрала волосы с лица, примостилась на край стула и, одарив меня хмурым кивком, обратилась к Непослушному.
— Говори! — сказала она, — но чем меньше лишних слов скажешь, тем вернее будет моё решение.
— Вот, — сказал мышонок и протянул ей нечто миниатюрное.
— И действительно кратко, — пробормотала зыбкая Анаит, оставляющая в воздухе дымоподобные разводы — вроде капли чёрной акварели в стакане воды. — Не мусолил.
Бабушка приняла это на ладонь. Сначала она прищурила левый глаз, затем правый — потом сощурилась, словно собралась плюнуть себе же на руку. Пробурчав нечто неодобрительное, бабушка нацепила очки и моментально сменила выражение лица.
— О! Просто люкс! Перша кляса! — проговорила бабушка медовым голоском и сняв очки, обернулась к Анаит, взгляды их отыскали друг друга среди теней. Бабушка кивнула.
— Вот! — сказала бабушка и помахала вроде бы пустой щепотью над столом. — Выгнания не будет, — сурово изрекла она Непослушному, — но я слежу за вами, и передайте то Доротеи. Такое!
Анаит подобралась поближе. Какая-то часть её — тень, проекция, сны, так и не покинула тахту.
Бабушка дунула на воду в миске, вода пошла лёгкой рябью, бабушка зарозовелась и дунула сильнее — вода ответила всплеском и изошла голубоватым дымком.
— Зуза! — в сердцах рявкнула бабушка. — Не шпи!
Кузина Сусанна подхватилась со стула и оторвала последнюю пуговицу с жакета.
— Ох! — жалобно произнесла она.
— Зденерво́вана дзевчы́нка! — проскрипела бабушка. — Не крывляйся…
Кузина поспешно дунула на воду, миска исторгла здоровенный клуб голубого пара и вода успокоилась.
— На Бога… — нервно сказала бабушка и глянула в мою сторону, мельком.
— Лесик, — сказала она и поправила волосы. — Настал твой час! Абсолютно. Подойди сюда уже… и не как паяц с дзиким звуком.
Я послушался.
— Повторяйте за мной, — сказала бабушка и кашлянула в кулачок. — Eus!
— Eus… — сипло выдавили мы с Сусанной.
— Refracta! — торжественно сказала бабушка и бросила нечто невидимое в воду.
Мы вторили ей, не отрывая глаз от стола. Миска подскочила, вода в ней пошла пузырями, из неё поползли аккуратные кольца пара.
«Каждый охотник желает…» — подумал я, глядя на них. Анаит, за нашими спинами, звучно приложилась об пол и захрипела, в воздухе запахло марганцовкой.
— Не оглядывайся! — просипела Сусанна, — а то она запомнит тебя…
— Beus! — продолжила бабушка, обретшая первозданный голос и заметно повеселевшая.
— Emendata!
С пола донёсся отчаянный крик. Кричала женщина, ей было больно. Через минуту крик возобновился — возопил Дар. Мы — у стола, заткнули уши, а я подавил совершенно искреннее желание укрыться «в домике». Раздался третий вопль — кричал зверь, тоскуя о памяти и Даре, неотступно следующих за ним. Вода в миске взбурлила.
— Слово сказано, — довольно сообщила бабушка.
— Слово услышано, — просипели мы с Сусанной сорванными голосами.
И пространство содрогнулось.
Абажур мигнул и решил покружиться. Балки покрепче ухватились за стены и дружно скрипнули. С потолка осыпалась штукатурка, и я чихнул.
— Будь здоровый, — хором сказали бабушка и Сусанна.
— Моя удача, — ответил я.
Из-за стола несколько неуверенно вышла Вакса, ступая словно Русалочка на балу. Завидя меня, она взмахнула хвостом, будто проверяя его наличие, и открыла розовую пасть.
— Мяу! — высказалась кошка и брезгливо дёрнула задней лапкой.
— Дурняу, — ответил я, — вервольф ормянский…