Я важно попробовал, творог был сладковатый. И вдруг знание, эта хищная тварь в моей душе, распростерла свои тенелюбивые крылья перед моими глазами, в голове зазвенело, захотелось плакать и стало очень жарко.
— Тётя, не ездите в Раву, — сказал я, поскользнулся и упал, больно ударившись плечом о прилавок.
— Тю, — ответила торговка. — А ты как знаешь, где я еду?
Бабушка помогла мне встать, отряхнула куртку, подтолкнув меня вперед, сказала дебелой продавщице стылым тоном:
— То хоть не садись к печке.
— Малахольные! — ответила баба. — Геть!
…Колбасы и красные от жадности селяне, рулоны сала, птица, мясо, овощи, пучки зелени и примерзшие к ним навсегда старушки, веники…
— Ну конечно, — мрачно сказала бабушка, — где же ей фиглевать[41], как не тут.
В диаметре пяти метров запах пива вытеснил все остальные ароматы рынка. Перед нами во всю красу развернулся ларёк-наливайка. Сейчас они, ларьки эти, уже не те, что прежде, а ведь многие помнят.
К замызганному бело-синему рундучку змеилась очередь человек в шесть, трое были с бидонами, вбитая годами в серый пуховой платок женщина — с ведром. Замыкали цепочку два мятых интеллигента с вытертыми портфелями-дипломатами.
На вывеске заведеньица тулилась пара совершенно пьяных на вид, синхронно гадящих голубей.
Внутри киоска, словно императрица в карете, сидела, а вернее восседала немаленькая, густо накрашенная тётка в старом чёрном тулупе, перчатках с обрезанными пальцами, с короной из накрахмаленного полотна на голове. Поверх тулупа был напялен заляпанный пивом фартук, отчего дама смахивала на пингвина и немного на кита. Сердитого и страдающего. Глубоким голосом она переругивалась с бидоном, вернее с высоким странноватым светловолосым парнем, который тыкал пальцем в свою тару и что-то возмущенно вывизгивал.
— Шо, — рычала на него женщина из кислого полумрака, — повылазило с утра? Хто недолил? Ты сам недолил, недошиток. Катай, пока каталки не отбила, будешь другой раз варнякать — я твой бидон тебе на рыло натяну.
Парень ретировался, распугивая упитых птиц.
Два других посетителя безропотно покинули ларёк, унося явно неполные бидоны. Отойдя на пару шагов, один сказал другому:
— Ото така курва мать. Недолив, Вася…
— Я всё чую!!! — рявкнула тётка из киоска. — Мама твоя была курва, пойми!!!
Перед окошком замялась бабуля с ведром.
— То обратно вы? — ласковым и злым голосом спросила её продавщица, бабка вздохнула.
— Та не сопите, не сопите, у меня от вас пиво киснет и гро́ши разбегаются, ходите и ходите тут и сопите… в платке… Давайте вже свою цистерну, — еле сдерживаясь, проговорила торговка.
Через некоторое время дверца под прилавком приоткрылась и благодарная бабуля, забирая своё мятое цеберко, продребезжала:
— Лоруся, золотко. Цём. Цём. Дайте тебе Бо…
— А вот этого не надо, — сухо сказала продавщица. — Идите, Кравчукова, идите. Придете сегодня ще раз — сложу в ведро.
Вопрос с прослойкой был решен кратко.
В обмен на нечто из вытертого дипломата итээровцы, обскубанные семьями и безвременьем, получили по паре литровых кружек благоухающего пива.
— Только быстро! — понизив голос велела тётка. — Шоб не застукали.
— Та мы, та мы — радостно заблеяли очкарики. — Чуть шо и сливаемся с местностью, мы ж десант, морские волки.
— Собаки вы дикие, — жалостливо сказала продавщица им вслед и увидела нас.
— А-а-а, — начала она где-то с низкого ми. Кашлянула. — Ага, ага, — попрактиковалась в уверенном меццо. — Хух!!!
— Гутен морген! — весело сказала бабушка. — Я смотрю, ты в делах.
— Гутен таг, майне даме, — ответила пивная фея и поправила заколки, держащие корону. — Какие дела, тётя Лена, какие дела — дела знаете у кого, у нас тут делишки.
— Лора, как спина? — спросила бабушка очень будничным тоном.
— Вечером немеет — ответила Лора. — А утром еле сползаю с тахты. Вы ж в курсе — пока все переваришь. То, сё…
— Я тебе принесла специфик, — роясь в сумке сказала бабушка. — Но, власьне, пройди курс, ты ж не дзецко.
— Ой, — сказала Лора. — Ой, тётя Лена, ну вы просто чудо.
— Чудо у нас ты, — ответила бабушка, выставив на прилавок маленькую склянку из темного стекла.
— Ой, данке шён, данке шён, я такая благодарная, такая благодарная — нет слов, — хрипло проговорила Лора, ухватив баночку, только мелькнули красные пальцы в черных перчатках. Бабушка закурила.