Ожидание выматывало. Мне кажется, если бы было видно, как приближается поверхность планеты и как полыхает зарево, окружающее входящий в плотные слои атмосферы корабль, было бы спокойней. А сейчас… казалось, что ещё мгновение — и мы разобьёмся. Мгновение проходило, а долгожданная развязка всё никак не наступала, и страх накатывал с новой силой.
Ванька хмурился, цепляясь за подлокотники кресла, и, наверное, очень жалел, что не он сейчас сажает корабль, а вынужден сидеть здесь, на предназначенном для пассажиров месте, и ничем не может помочь. Я же крепко обнимала футляр скрипки и мысленно твердила одну мольбу, невесть к кому обращённую: «хоть бы всё обошлось, хоть бы всё обошлось!» Сердце испуганно трепетало где-то в горле, и я почти ненавидела тот момент, когда выбрала эту специальность и связала свою жизнь с космосом. Чем я вообще думала в тот момент?! Ладно — специальность, но почему я не осталась работать где-нибудь на заводе, собирающем корабли?!
О том, что особенного выбора у меня не было, да и работа эта мне в остальное время очень нравилась, я сейчас не думала. Что поделать, это Ванька может гоняться за приключениями, а я предпочитаю тихонько возиться с корабельными модулями. Желательно, без авралов, где-нибудь на солнышке, на поверхности мирной и гостеприимной планеты. Космический Разум, пусть эта планета окажется именно такой, а все мои страхи, как это часто с ними бывает, сильно преувеличенными!
Не знаю, что бы со мной было, если бы не присутствие тёти Ады. Её феноменальное спокойствие и полное доверие к талантам мужа частично передавались мне и не позволяли впасть в истерику. Более того, в конце концов мне удалось разозлиться на себя и почти перестать трястись. Как не стыдно паниковать?! Ванька вон держится в разы лучше, а он между прочим младший, и это я должна подавать ему пример! И мои недавние рассуждения о том, что мальчик вырос, не играют здесь никакой роли.
Но ничто, а уж тем более — падение, не длится вечно, и мой кошмар вскоре закончился, и закончился вполне благополучно. То ли я недооценивала таланты дяди, то ли гравкомы были достойны памятника при жизни, а то ли Ванька преувеличил масштаб катастрофы и не так уж неконтролируемо мы падали (или и то, и другое, и третье вместе), но сели почти ровно. Только на несколько секунд навалилась неприятная тяжесть — видимо, компенсаторы отрабатывали удар.
— Уф! — шумно выдохнул наш капитан, тяжело роняя руки на колени и рывком оборачиваясь к нам вместе с креслом. Спинка сиденья, повинуясь безмолвному приказу, отклонилась, позволяя мужчине принять более расслабленную позу. — Первобытный спутник мне в задницу, стар я уже для таких развлечений, — недовольно пробурчал он, стягивая шлем терминала и тыльной стороной ладони утирая лоб. Короткие чёрные с проседью волосы топорщились во все стороны и, кажется, были насквозь мокрыми.
Хм. Пожалуй, с выводами я поспешила, и замечание брата об уровне опасности можно считать правдивым: никогда я ещё не видела дядю настолько взмыленным. По всему видать, посадка далась ему нелегко, а корабль (и мы вместе с ним) висел на волоске. От этой мысли, — что моя паника была вполне обоснованной, — по спине пробежал холодок, заставивший нервно поёжиться. Но страх всё равно начал отпускать, конечности сделались тяжёлыми и слабыми, голова — ватной, а тело — лёгким. И ещё почему-то страшно захотелось пить.
— Ты, Борь, как знаешь, но после такого надо выпить, — в своей обычной несколько вкрадчивой манере заявил Василич, тоже стягивая шлем. Почти повторил мои собственные мысли, хотя имел в виду явно совсем другое.
— Я ради такого даже коньяк готов распечатать. По глотку за здоровье нужно всем! — Капитан устало махнул рукой.
— Ну какой глоток, Боренька, — проговорила тётя Ада, наконец справляясь с фиксирующей системой и поднимаясь из кресла. — Пойду лучше заварю чаю, нечего детей к алкоголю приучать.
— Традиции, Ада, нужно соблюдать, — неожиданно возразил её муж. — И уж можно подумать, кто-то кого-то спаивать будет! У нас ещё дел по горло.