Выбрать главу

— Эврика! — он был вне себя от счастья.

Оказывается, он видел узор в книге о наследии Солнечной Империи! Там говорилось о том, как правителю изготовили волшебный сервиз. По легенде, вкус чая в чашке менялся. А менялся он не просто так. У правителя было много гостей, и не всем можно было, к сожалению, доверять. Когда гость приходил, ему предлагали выпить чаю и смотрели: если он поморщится от горечи или станет добавлять много мёду, то значит не с чистой душой пришел. А если гость удивлен от того, какой вкусный чай, и его лицо расплывётся от улыбки, значит, душa его светлая и к правителю он с добром пришёл.

Но время шло, и сервиз был утерян, да и Империя тоже. Ходили слухи, что сохранилась лишь чашка с блюдцем, но где они, никто не знал… Как же удивился коллекционер, когда понял, что у него в руках оказалась частичка волшебного сервиза!

«Нужно отнести их в музей! Это будет наиценнейший экспонат!»

Он мчался по улице как ненормальный, ведь ему так повезло найти этот сервиз. Но вдруг его остановила девушка и говорит:

— О, вы склеили мою чашку! Где вы её нашли?

Только он собирался ответить, как подошёл парень и говорит:

—О, вы нашли мое блюдце! Я думал, что уже никогда его не увижу!

Перед владельцем магазина стояли девушка из уютного кафе и писатель из квартирки на углу. Они все втроем были поражены такой встречи, и каждому пришлось рассказать свою историю. Хозяин магазина поведал молодым людям, какой чудесный сервиз у них в руках, и что место ему в музее, а не на кухне. Девушка и парень жутко обрадовались, и все втроем отправились в музей.

Вскоре чудная чашка и блюдце стояли под стеклянным колпаком в музее, и каждый мог прийти полюбоваться ими. Нередко и их прежние хозяева заглядывали сюда, они тоже вскоре подружились.

А чашка с блюдцем были несказанно рады, что нашли друг друга и наконец узнали, откуда они. Теперь они знали, что приехали в пасмурный город не с блошиного рынка, а из дворца.

«Промокшие ложки»

— Жил-был рисунок, точнее картина. Она была в красивой рамке и висела в классе по рисованию на самом видном месте. Днём ею любовались дети, а по ночам всё нарисованное оживало и…

— …и спускалось на учительский стол пить чай! — перебил рассказчика чей-то звонкий голос. — Я догадалась, что это ты про нас! Это мы нарисованные и мы ходим по ночам пить нарисованный чай!

— Правильно, малышка. Как ты спала весь день? Как твоя золотистая ручка? А сестрёнок ты проверила, все ли на месте? — спрашивала мама-чайник.

Она была красивым чайником: пузатым, нарисованным под китайский фарфор с вычурным цветком. Чашечка, которой рассказывалась история, была из чайного сервиза и, также как и мама, разрисованная под фарфор. Всего на рисунке было три чайные чашки с золотой ручкой и на каждой по цветку, как у мамы, но поменьше.

Ещё на картине был нарисован большущий самовар, который блестел, и сахарница. Сахарница тоже была как будто бы фарфоровой с нарисованными на ней утками. Ещё имелись блюдца под чашки и ложки. Но ложек сегодня видно не было.

— Вы не видели случайно ложек? — поинтересовался самовар.

— Нет, — хором ответили чашки.

— И я не видела, — тут же подхватила сахарница. — Может быть, они спрятались под скатерть?

— Ох, неужели это произошло? — испуганно сказала мама-чайник, — я слышала, как они втроем обсуждали побег.

— Побег?! — все удивленно переглянулись.

— Ну не побег, а скорее экскурсию. Оказывается, они больше не хотят размешивать нарисованный сахар в наших чашках, они хотели попробовать самое настоящее варенье варенье.

— А что такое варенье? — заинтересовались чашки.

Вы спросите, как это так, чтоб они не знали про варенье. Но ведь на картине его не было, художник нарисовал только сахар в сахарнице, вот никто и не знал, какое варенье на вкус. Но когда ложки услышали, как ребята из 2 «Б» обсуждают клубничное варенье, непременно захотели его попробовать.

Нарисованное чаепитие спустилось всей гурьбой на учительский стол и принялось разливать нарисованный чай с самовара. Первой подошла мама-чайник и повернула краник самовара для нарисованного кипятка (заварка у неё, естественно, уже имелась), а потом начала разливать чай по чашкам.

Но зачем им пить чай, спросите вы. Как вы уже поняли, это не совсем обычные чашки, чайники и остальные приборы. Они нарисованные. И так уж у них повелось, что они все пили чай, который тоже был нарисованным. Мама-чайник разливала чай в чашки и блюдца, которые потом соревновались, у кого чай слаще и вкуснее. Ложки (которые исчезли) размешивали беленький сахар, а потом каждый из них пил свой нарисованный чай и делился с самоваром и сахарницей. А по праздникам сахарница просила налить себе чай и пила сахар с чаем, а не наоборот.

Так они сделали и сегодня, но вот беда — ложки куда-то исчезли. Без них сахар не размешаешь, а значит, чай не будет таким вкусным и никаких тебе соревнований! Все стали очень волноваться, подпрыгивая на месте и голося. Весь этот шум и гам услышал проходящий мимо ночной школьный сторож.

Он ещё никогда не слышал разговора нарисованной компании! Но и компания никогда такой шум не поднимала, обычно они были куда тише. Дядя Ваня (так звали сторожа) тихо открыл дверь и прямо-таки ахнул от удивления:

— Батюшки! Сколько лет сторожем работаю, а таких чудес не видал.

Все нарисованные предметы замерли в тот же час и покосились на сторожа.

Первым заговорил самовар:

— А, это вы! Доброй ночи, дядя Ваня.

Вообще-то дядя Ваня был человеком вежливым и всегда здоровался, но на этот раз не сразу нашёлся, что сказать, ведь с ним поздоровался нарисованный самовар!

— Что ж это вы тут делаете? — наконец спросил он, — и почему вы на столе, а не на картине?

— Мы ищем ложки, — отозвалась чашка, — они ушли искать варенье.

— Варенье? А зачем оно им?

— Как же, оно вкусное, говорят. Но вот нам теперь без них чая не попить, нарисованный сахар нечем мешать. Поможете нам их найти? А то мы ведь дальше этого стола ещё не гуляли.

— Конечно, их нужно отыскать, — серьёзно ответил сторож, — разгуливающие ложки по школе — это вам не шутки.

И тогда вся компания отправилась искать варенье и пропавшие ложки. Дядя Ваня посадил нарисованные чашки, чайник, блюдца и сахарницу в один карман, а самовар в другой — очень уж он был большим.