Квартира Риты была маленькой и симпатичной. Это было жилище хозяйственной, аккуратной, любящей незамысловатый уют женщины. Маленькие подушечки, цветы, статуэтки. Был яркий коврик для обуви в прихожей, вешалка с большой шляпой и сухая пальмовая ветвь, воткнутая в подставку для зонтов.
– Из Египта небось, – сказал Аркадий.
– Да, – подтвердила Рита и удивилась: – А у вас такой разве нет? Каждый уважающий себя турист везет пальмовую ветвь, новодельный папирус и финики с фисташками.
– Мы не ездим по сомнительным странам, – пробубнил Аркадий.
– А по каким ездите?
– Я не люблю заграницу.
– А, – кивнула Рита, – хотя и не понимаю тебя.
Морковкин разглядывал квартиру и удивлялся. Женщина, которую он провожал, и хозяйка такой квартиры не могли быть одним и тем же лицом.
– Знаешь, я так пить хочу – рыбу же ели, – сказала Рита.
Она тем временем сняла туфли, аккуратно поставила их на коврик и прошла на кухню. Послышался звон стекла. Морковкин понял, что сейчас умрет от жажды. Он снял обувь и прошел на кухню.
– Налей и мне.
– Конечно, – Рита подала ему стакан и добавила: – Давай чаю попьем. С калиной. Говорят, помогает.
Морковкин замялся, потом махнул рукой:
– Давай. Вот только Вере позвоню.
Он вышел в прихожую. Вера ответила сонным голосом.
– Доставил. Скоро буду. Ну дает твоя подруга…
– Я сплю, – пробормотала Вера, и телефон отключился.
Морковкин вернулся на кухню, там шумел чайник, на столе стояли чашки. Варенье из калины красным янтарем светилось в толстой хрустальной вазочке. Лежали салфетки, ложечка красивая, в сухарнице – обыкновенные сушки с маком. Аркадий удивился, как они аппетитно выглядели. «Парадокс. Человек ел вкусную рыбу, деликатесный салат, пил кофе с пирожными, а слюнки глотает от сушек и варенья?!» – подумал он.
– Здорово! – Морковкин отхлебнул крепкий горячий чай. Положил в рот терпкого варенья. Потом хрустнул сушкой. Пресное тесто показалось слаще бисквита. Давно Морковкин не испытывал такого удовольствия.
– Чем проще, тем лучше. Если бы у меня был герб, то на нем был бы начертан этот девиз, – сказала Рита. Голос был почти трезвым. Морковкин так наслаждался чаем и покоем, что перестал обращать внимание на детали. А те были многоговорящими. Рита умудрилась быстро переодеться в простой халатик. Морковкин это заметил, но удивило только то, что он сто лет не видел обычного ситцевого халата. Его мама когда-то давно дома в таких ходила. Обычный, в голубой мелкий цветочек, с пояском, карманами и отложным воротничком. Вера в доме ходила в легких брюках и футболке. Или надевала джинсы. Она всегда была подтянута, собранна, хоть сейчас на улицу выходи в таком виде. А Рита выглядела домашней, ласковой, с этакой ленцой. Морковкин кашлянул и поинтересовался:
– Вы же с Верой учились вместе?
– Да, в школе. Как принято говорить, за одной партой сидели, – улыбнулась Рита. Она тоже хрустела сушками – громко, не стесняясь, не жеманничая.
– Ну, это братство на всю жизнь, – проговорил Морковкин, вспоминая свою школу, где отношения у него с ребятами не складывались.
– Да, столько безобразничали… Ты даже представить себе не можешь!
– Вера?! Безобразничала?!
– А что? Не можешь себе представить? – рассмеялась Рита.
– Не могу. Вот тебя – могу. Ее – нет.
– Она круче меня была тогда в этом смысле.
Морковкин покачал головой. Мол, не верю.
Рита поднялась за чайником:
– Тебе подлить горячего?
– Да, – ответил Аркадий.
Он уже не хотел пить, но уходить не тянуло. Дома его ждала уборка, посуда, которую надо запихивать в посудомойку, мусор, который следует вынести, и… запах рыбы.
– Слушай, а как ты моешь посуду, – вдруг спросил Аркадий, – у тебя нет посудомоечной машины?
– Я мою ее руками, – улыбнулась Рита, – чашку за собой не так сложно помыть. А гостей у меня не бывает.
– А я? – растерялся Аркадий.
– Ты – исключение. И, считаю, по этому поводу надо выпить.
С этими словами Рита достала из шкафа бутылку.
– Рита! Опять виски?!
– Нет, это не виски. Это – амброзия.
– Ты любишь крепкие напитки?
– Да, а курю «Кэмел».
– Ты такая женственная, и такие пристрастия…
– Играю на контрасте, – рассмеялась Рита. Она поменяла позу – подогнула ногу и села так на стуле. Халатик распахнулся, и у Морковкина зашумело в голове. От этой женщины пахнуло его же молодостью. Когда гостей принимали на кухне, угощение было простым, мамы, сестры и подруги носили ситцевые халатики, которые могли быть и рабочей робой, и соблазнительным одеянием. Аркадий залпом выпил виски и налил им еще.