Ну, это все философия, это ты для себя оставь. А старшему матросу Евдокимову важно сейчас только одно: до сих пор не съездил в краткосрочный отпуск. Давно уже поощрили, а он так и не съездил...
— Что же, не отпускали? — спросил Ковалев.
— Зачем? Отпускали, — усмехнулся Евдокимов. — Три раза отпускали. Уже и чемодан сложу, и подарки... Да что говорить! — Он махнул рукой. — Чуть что — Евдокимов!.. Я ведь все его капризы знаю.
Это он о штурмане так?.. Очень уж не хотелось сейчас одергивать Евдокимова, разговор и без этого не получался, а все-таки придется напомнить, что начальник не капризами своими руководствуется, а интересами службы. Ну, не так, конечно, не такими словами, хотя и капризы тоже случаются, чего уж там...
— Чьи капризы? — спросил Ковалев.
— Перископа, чьи же?! — удивленно посмотрел на него Евдокимов.
— Так это же хорошо! — с облегчением сказал Ковалев. — Хорошо, что так изучил перископ.
— Для службы-то хорошо, — вздохнул Евдокимов. — Зато отпускать трудно.
— Почему? — не сразу понял Ковалев.
— А потому что незаменимым стал.
Тут проскользнуло и немного гордости, что вот, значит, какой он, Евдокимов, незаменимый на корабле человек, но больше все-таки было досады на эту свою незаменимость.
— Перестарался я в службе, — с убеждением сказал Евдокимов.
— Интересно... — Ковалев помолчал. — Ну, а как же сегодня получилось? Почему он потек?
— Так ведь перископ все-таки, товарищ капитан второго ранга. Тут все до миллиметра, до микрона...
— Понимаю, что не швейная машина, — согласился Ковалев. — Только не надо придумывать объективные причины, ладно? — Он поднялся с дивана, за ним сразу же и Евдокимов встал. — Лучше уж вообще не отвечай.
Ковалев уже собрался идти — пора было готовиться к ужину, — когда Евдокимов спросил за его спиной:
— Честно?
Ковалев обернулся и пожал плечами:
— Если считаешь, что со мной можно...
Евдокимов все не решался, и Ковалев понял, что он сейчас соображает, как его честное признание на отпуске отразится.
Никак не отразится, решил про себя Ковалев. Промолчит или скажет правду — никак не отразится. Поедет старший матрос Евдокимов на свои десять суток. Но выбирать он должен, не зная об этом решении: невелика добродетель, если заранее знаешь, что она не принесет тебе неприятностей...
— Проморгал я сегодня, — сказал Евдокимов. — Ну, не в настроении был. Мать перед самым выходом письмо прислала...
«Ну да, — подумал Ковалев, — в эти годы мы стесняемся говорить «мама», это только потом...»
— Наверно, заранее написал, что приедешь? — спросил он.
— Порадовать решил... — Евдокимов как будто извинялся. — Имел такую глупость.
— Почему же глупость? Правильно решил. Придем в базу — можешь собирать свой чемодан.
— Нет, товарищ капитан второго ранга. — Евдокимов покачал головой. — Я теперь понял: плохая примета, если заранее готовиться.
— А ты не верь в приметы, — улыбнулся Ковалев. — Сколько тебе надо, чтобы закончить с перископом?
— Чтобы?..
— Чтобы закончить с перископом и сразу поехать, — уточнил Ковалев.
— А!.. Тогда двух дней хватит, — сказал Евдокимов. — А если еще и ночью...
— Ночью не разрешаю, — остановил его Ковалев.
— Ясно, товарищ капитан второго ранга. Все равно сделаем, — заверил, повеселев, Евдокимов. — Лучше нового будет, честное слово!
Букреев уже переоделся к ужину в кремовую рубашку с погончиками, побрился, был явно в хорошем настроении, и, когда, постучавшись, Ковалев зашел к нему в каюту еще в спецовке, он сказал:
— Что-то опаздываем, Максим Петрович. Через пять минут ужинать пора.
— Да с Евдокимовым задержался. Никак парень в отпуск не уедет...
— И чего это он вдруг оплошал сегодня?.. — Про отпуск Букреев как-то пропустил. — Такой специалист...
— А если не вдруг? Если просто... плохое настроение было? Вот и оплошал.
— Что?! — Букреев от возмущения даже не нашелся сразу, что ответить. — У меня, Максим Петрович, тоже бывает, между прочим, плохое настроение. Начальство не так ласково посмотрит, дома кто-нибудь заболеет... Что ж, по-вашему, я свою задачу не выполню?