Разглядывая темное, усыпанное звездами небо — давно уже так не глядел — и слушая разговор командира с Филькиным, вернее — слыша в основном молчание Филькина и голос Букреева, то недовольный, то чуть благожелательный, Ковалев все искал удобного повода, чтобы как-то вмешаться и увести разговор в сторону: Филькину на сегодня было уже вполне достаточно.
— А вызвездило как!.. — проговорил Ковалев.
— Да, красиво... — Филькин с благодарностью посмотрел на замполита.
— Вахтенный офицер, какой открылся маяк? — спросил Букреев.
— Маяк?.. — Филькин сразу вспотел: опять не заметил вовремя. — Как же его... Сейчас...
Еще несколько минут назад он точно знал, где и какой должен им открыться маяк, перед всплытием даже прочитал на всякий случай его характеристику и, стоя на мостике, несколько раз все это повторил про себя, чтобы потом, когда мелькнет огонек, тут же и заметить небрежно, что-де по курсу маяк такой-то, дальность такая-то...
— Можете дать ему характеристику? — теряя терпение, спросил Букреев. — Хотя бы без названия пока...
— Маяк... маяк частопроблесковый... — Да, это он помнил точно. — Частопроблесковый, — повторил Филькин.
— Ну?!
— Бело-красный, — уже увереннее сказал Филькин.
— Да что вы тянете, как... — Договаривать при замполите все остальное Букреев на стал: вроде бы непедагогично было. Спросил только: — Есть там радиомаяк?
— Сейчас... вспомню, товарищ командир, — сказал Филькин уже без всякой надежды.
Букреев покосился на него, но смягчиться себе не позволил.
— Филькин, мы же с вами не в бирюльки играем. От вас завтра жизнь корабля будет зависеть, а вы тут... вспоминать изволите.
— Я, честное слово, знал, товарищ командир..
— Вот и штурман мне доложил, что вы знаете морской театр... Курящих на мостик думаете выпускать?
— Так не было же вашей команды, товарищ командир...
— А взяли бы и сами решили. Подумаешь, от командира влетит! В ваши годы я рисковал...
«Да, пожалуй, и в свои», — усмехнулся Ковалев. Это ведь тоже надо уметь: ждут командующего, тут бы лишний раз хорошую приборку сделать, каждый уголок вылизать, а они полдня будут учениями заниматься. Похвалить все равно не похвалят, но зато неприятностей нажить можно — на целый год хватит...
— Внизу! — сказал по трансляции Филькин. — Разрешается выход наверх по пять... — он оглянулся на командира, и захотелось ему совершить что-нибудь решительное, — ...по десять человек. Только с мусором!
Все. Пусть теперь командир отменяет его указание, пусть выговаривает, ругает — он, вахтенный офицер Филькин, принял вот такое решение. Самостоятельно принял, вопреки даже принятому у них «по пять человек».
Снизу, из центрального, думая, что ослышались, переспросили:
— По пять человек?
— По десять! — твердо повторил Филькин. — Только с мусором.
— Есть, — весело ответили из центрального.
Все же неизвестно было, как Букреев еще посмотрит на такое самоуправство штурманенка, и, чтобы уберечь Филькина, Ковалев похвалил:
— Правильно! Теперь за мусором очередь выстроится, лишь бы на мостик поскорее.
Букреев смолчал, а потом приказал Филькину:
— Вызовите-ка штурмана. Пусть тоже подышать выйдет.
— Есть... — Филькин наклонился к трансляции: — Капитан третьего ранга Володин приглашается на мостик. Капитан третьего ранга...
— Филькин, — перебил Букреев, — командир не приглашает, а вызывает.
— Ясно, товарищ командир, — Филькин снова включил трансляцию: — Капитан третьего ранга Володин вызывается на мостик.
Штурман был, кажется, слабостью Букреева, но, присматриваясь к их отношениям, Ковалев не мог до конца увериться в этом, потому что, если так оно и было на самом деле, Володину все равно служилось непросто: то, что командир прощал другим офицерам, штурману почти всегда засчитывалось как серьезное упущение в службе, и вот это-то как раз и видно было прежде всего.
В люке появилась голова Володина.
— Прошу разрешения...
— Валяйте, штурман, — разрешил Букреев.
Володин поднялся на мостик, вопросительно взглянул на командира, но тот молчал, даже не обернулся, и тогда Володин, подумав с благодарностью, что вот и о нем не забыли, дают и ему возможность подышать свежим воздухом, прикурил от сигареты Ковалева и жадно затянулся.
— Скажите, штурман...
— Слушаю, товарищ командир. — Володин подошел поближе.