— Конечно, я свихнулся, — крикнул Бруно Хелен, которая отодвинулась от него на сиденье, — да так свихнулся, что взял да и выпорол весь свет! А если кто в это не верит, я улажу с ним дело с глазу на глаз.
Он рассмеялся, но смех, как он заметил, вызвал одно только удивление на расплывающихся тупых лицах; лица ответно задергались в смехе.
— Мартышки! — жизнерадостно бросил он им.
— Кто это? — шепнул Боб Гаю.
— По части выпивки вы точно супермен, — заметила Хелен.
— Неправда! — возразил Бруно; он с трудом поднялся, опираясь на сиденье коленом.
— Чарлз, уймитесь! — попросила Анна, но улыбалась при этом, так что Бруно только ухмыльнулся в ответ.
— Я отвергаю, что она сказала про меня и про выпивку!
— О чем он болтает? — вопросила Хелен. — Вы что, уложили на пару крупную дичь на бирже?
— Что мне г…нная биржа! — и Бруно замолк, подумав об отце. — Йи-хо-у-у! Я техасец! Ты катался в Меткафе на карусели, Гай?
У Гая дернулись ноги, однако он не встал и даже не поглядел на Бруно.
— Ладно, я сяду, — заявил ему Бруно. — Но ты меня разочаровал. Ты меня ужасно разочаровал!
Бруно потряс опустевшей фляжкой и выбросил ее в море.
— Он же плачет, — сказала Хелен.
Бруно поднялся и выбрался из кокпита на палубу. Ему хотелось уйти далеко-далеко от всех них, даже от Гая.
— Куда он пошел? — спросила Анна.
— Пусть идет восвояси, — пробормотал Гай, пытаясь прикурить сигарету.
Последовал всплеск, и Гай понял, что Бруно свалился за борт. Никто не успел и слова вымолвить, как Гай уже был на палубе.
Он побежал на корму, на ходу сдирая с себя пальто. Почувствовав, что кто-то схватил его сзади за руки, он обернулся, ударил Боба в лицо и бросился в море. Исчезли голоса, исчезла качка, все на мгновение застыло в мучительном покое, затем начался подъем на поверхность. Двигаясь, будто в вате, он освободился от пальто, медленно-медленно, словно вода, такая холодная, что это уже не холод, а боль в чистом виде, успела сковать его члены. Подпрыгнув в воде, он увидел — далеко, неимоверно далеко — голову Бруно, похожую на обросший водорослями полупогруженный круглый камень.
— Тебе не доплыть до него! — заорал Боб, но его голос пригасила плеснувшая в ухо волна.
— Гай! — пронесся над водой крик Бруно, предсмертный вопль утопающего.
Гай выругался. Он доплывет. Сделав десяток саженок, он снова подпрыгнул в воде, но Бруно не было видно.
— Бруно!
— Вот там, Гай! — Анна показывала рукой с кормы.
Гай ничего не видел, но, доплыв до места, где, помнится, Бруно вынырнул в тот раз, ушел под воду, широко раскинув руки, нашаривая вслепую судорожно вытянутыми пальцами. Вода сковывала движения. Как в кошмарном сне, подумал он. Как на том газоне. Он вынырнул, попал под волну, хлебнул воды. «Индия» оказалась совсем не там, где он ожидал, и разворачивалась. Почему они не подскажут, куда ему плыть? Или им все равно?
— Бруно!
Может, он тут, за одним из вздымающихся валов. Он снова рванулся вперед, понял, что потерял направление. Волна ударила в висок. Он проклинал непомерную, безобразную морскую стихию. Где, где его друг, его брат?
Он снова нырнул, как можно глубже, распластавшись во всю свою нелепую протяженность. Но теперь пространство, казалось, представляло собой одну безмолвную серую пустоту, а сам он — всего лишь затерянную в ней крохотную искру сознания. Со всех сторон его объяло мгновенное невыносимое одиночество, готовое поглотить его собственную жизнь. Он изо всех сил напряг зрение. Серость отступила, превратившись в жесткий коричневый пол.
— Вытащили? — выдохнул он, приподнявшись. — Который час?
— Тише, Гай, лежи, — произнес голос Боба.
— Он утонул, Гай, — сказала Анна. — У нас на глазах.
До него дошло, что все они, один за другим, вышли из каюты. Даже Анна. Он остался один.
46
Осторожно, чтобы не разбудить Анну, Гай выбрался из постели и спустился в гостиную. Он задернул шторы и включил свет, хотя понимал, что ему не остановить рассвета, который уже скользнул в комнату серебристо-сиреневой бесформенной рыбиной из-под жалюзи, в прореху между зелеными шторами. Гай ждал его, лежа наверху в темноте, знал, что рассвет в конце концов доберется до него из-за изножия кровати, и, как никогда, страшился мертвой хватки чувств, которые придут в действие, потому что теперь Гай знал: половину его вины принимал на себя Бруно. Если он и раньше едва с ней справлялся, то как справляться сейчас? Ответ он тоже знал: не справится.