С ума сойти, до чего он увлекся.
Ньют шлепнул его по лицу, чтобы напомнить о себе, велел откупорить бутылку шампанского. Рикки налил хозяину. Ньют вежливо спросил, не хочет ли он присоединиться. Рикки покачал головой, опять углубился в свой паспорт. Прилип к разделу с внешними данными — рост, вес, цвет волос и т. д., — как к магниту. Ньют допивал второй бокал, когда Рикки вдруг заметил, что рост ему указали пять футов четыре дюйма.
— Смотри здесь!
— Что? — спросил Ньют, не сводивший глаз с блондинки в серебристом «мерседесе» сбоку, которая могла, допустим, оказаться Ким Бесинджер.
Рикки показал ему паспорт.
— Что выпендриваются? Сделали пять и четыре, а я пять и семь, больше.
— Да что ты? — Ньют глотнул шипучки, пытаясь перевести это на английский. Он никогда не видел Рикки в таком возбуждении. Обычно мальчишку было ничем не прошибить. Поразительно, как все занятия языком полетели к черту, едва он разволновался. Сталлоне в «Рокки V» и то легче понять. Невероятно.
Рост, рост. Ага, это он из-за роста скулит. Ньют спросил:
— Когда тебя мерили, заставили ботинки снять?
— И что теперь? — Рикки напомнил Ньюту, что никогда не снимает башмаки, кроме как если купается или ложится вздремнуть. И то не всегда. Он и парню, который ему паспорт сварганил, об этом сказал. Что он, наделал, придурок хренов?
Ньют спросил:
— А когда ты вечером по двору босиком шляешься, это как?
— Это другой совсем дело. — Хитрая ухмылка, сплошь зубы и слюна. — Я беспокоюсь за вас. Плохой люди всюду. Мой хренова работа спасать вашу задницу. Как я могу охранять, если буду так топать?
Ньют сказал:
— Верно подмечено, Рикки.
— А то. — Рикки перевернул паспорт вверх ногами и понюхал клей, которым была приклеена фотография.
— Нравится? — ухмыльнулся Ньют.
— Я всегда хотел. Но я думал, что это не будет такой настоящий.
— Приятно, да? — Рикки начал успокаиваться, и Ньюту пришла в голову мысль. Он вспомнил, как Рикки отрезал ухо. Тогда он говорил по-английски почти как Уинстон Черчилль. Ньют спросил:
— Помнишь малого, который не мог дождаться своей очереди в туалет?
— Не-а.
— Толстый такой. Ты отрезал ему ухо, чтобы немножко поучить манерам.
— Да? — Рикки заинтересовался. — Когда? — Но еще пока он произносил эти слова, Ньют увидел, как в голове у него стали переворачиваться листки календаря.
Через мгновение взгляд Рикки прояснился. Зрачки расширились. Артерия на шее перестала рваться сквозь кожу.
— Ага, помню. А что?
— Ничего, не бери в голову. Взгляни лучше на эту куколку в «мерседесе».
— Хорошенькая, — машинально произнес Рикки. Нахмурился. — О чем говорили?
— О паспортах.
Рикки кивнул.
— Я один раз взял у пуэрториканца, когда торчал в Тихуане. Я был дешевый альфонс и хотел уехать. Он на меня похожий, этот парень. И потому я взял его паспорт.
— Ну, понятное дело, ага. Ты что, ему так понравился, что он решил сделать тебе подарок?
— Сделка. У меня был кнопочный нож, нержавеющая сталь, потому что я прячу его под мышкой и не хочу, чтобы он был ржавый. Парень не хотел мне дать паспорт, и я сделал сделку. Понимаете, что я вам говорю, мистер Ньютон?
— У альфонса с ржавым ножом дурацкий вид, да?
— Близко, но не совсем.
— Ты его заколол.
— Ну. И потом я выучил, какое мое новое имя, и сколько мне лет, и где я родился, и все такие вещи из моей новой жизни.
Ньют сказал:
— Тяжелое дело, да?
— И пустое. На границе они меня хватают и говорят, что я убийца. Сказали, я больше похож на Санта-Клауса, чем на того придурка.
— А ты что сказал?
— Говорю, я купил этот паспорт у одного малого на улице, не знаю кто. Вот.
— Они тебя отпустили?
— Ни фига. Отправили обратно. Мексикашки держали в вонючей тюряге шесть месяцев, я потерял дело, все мои надежды и мечты. Этот пуэрториканец не приходит, и им надо меня отпускать. Но сначала они меня избили, по-зверски. И потому я решил, что я должен делать. Эмигрировать в Америку.
— И вот он ты, целый и невредимый. Богатый и здоровый.
— Долго было, но все-таки получилось.
— Можешь гордиться собой. Знаешь что, Рикки?
— Что?
— Эту страну основали люди вроде тебя.
— Парни в бегах?
Ньют покатился со смеху. Он так смеялся, что чуть не расплескал — но все-таки не расплескал — свое шампанское.
— Нет, — сказал он. — Я говорю о дальновидных людях. Мужественных, дерзких людях, которые готовы были отчаянно рисковать, чтобы построить для себя новую, лучшую жизнь.