Улицы, дома, машины… Тугие нервы резко ослабились. Перегруженная голова отключилась. Я уснула.
Сонливость – вот основная причина, почему первые три дня после начала приема моих препаратов нельзя садиться за руль.
- Девушка! Ты пьяная, или болеешь? – В реальный мир из своих снов я вынырнула, когда водитель начал тормошить меня за плечо. Стемнело. Автобус стоял на конечной остановке.
- Извините… - Я, пошатываясь, встала, и выбежала из салона. Сердце бешенно колотилось в груди после сна.
- Беги домой! – Бросил мне вслед водитель.
Легко ему говорить!!! Куда мне бежать? В какую сторону? И сколько мне бежать?
Темные улочки были местами пустынными, даже приятными в такой час. Но местами и переполненными, оживленными, и пугающими. Молодые люди толпились у дверей клубов и баров. Курили, болтали, громко смеялись.
Новые стальные фонарные столбы сменились резными и чугунными… Они загорались по очереди. Я делала шаг, а они освещали мне следующий.
До дома 325 я добралась уже ближе к ночи. Джинсы запылились снизу. Волосы, невнятными сосульками упали на спину, когда я стянула резинку.
Сосед вышел в коридор уже тогда, когда я захлопнула за собой дверь и закрылась на замок.
- Мириам… Ты в порядке?
Жалость, наверное, одно из самых мерзких чувств.
Давид постучал три раза.
- Иди к чёрту, Леманн… - Без эмоционально зашевелила я губами, падая на матрас прямо в одежде.
Глава 8.Первый гром
Впервые за долгое время я чувствовала себя хорошо. Несколько дней я то и делала, что спала, жадно глотала воду, запивая лекарства, и рисовала. Чаще всего я просыпалась только к ночи, включала старую настольную лампу и направляя желтый свет на холст, принималась за работу.
Сегодняшний день не стал исключением. Изольда приходила, стояла в коридоре, изредка переругиваясь с Давидом, и уходила. Пару раз постращала меня вызовом службы спасения, но племянник строго выпроваживал ее восвояси.
- Она же ничего не ест! – Возмущалась Изи в который раз.
- Ей сейчас нужна не еда, а покой.
- Зачем я вообще вас познакомила!
Эти перебранки вызывали у меня улыбку. Создавалось иллюзорное приятное ощущение, что я живу в семье.
Предвкушая сладкие сны, я свернулась калачиком на высоком и удобном матрасе, завернулась по уши в одеяло, пытаясь сохранить тепло в остывшей без отопления квартире, и закрыла глаза.
- Ты – мой племянник! Ты должен быть на моей стороне!
- Я на своей стороне.
- Она же еще ребенок! Она не справится сама!
- Мириам справится. – Казалось, что железную выдержку Леманна ничем нельзя пробить.
Таблетки мне помогали. Чем больше пилюль растворялось в моем желудке, тем меньше во мне оставалось злости. Весеннее обострение притуплялось неожиданно хорошим настроением, любовью ко всему миру, и красочными сновидениями.
Чем закончилась перебранка Давида с Изольдой, я не дослушала.
Молочные реки, сахарные берега, деревья, сплошь слепленные из зефира и хрустящего безе… По дорожке, вымощенной мятными пряниками, галопировал самый настоящий единорог. Маленькие человечки из желе, бежали вслед за единорогом, колебались из стороны в сторону, и щебетали на своем, незнакомом мне языке. Для этого утопичного мира я была непомерно большой, боялась раздавить ненароком одного из желейных человечков, поэтому тихонечко сидела на полянке, притянув к себе ноги, и смотрела по сторонам, глупо улыбаясь.
Ночью началась гроза, Поднялся ветер. Молнии разрезали небо, а потом загремел гром. Я не спешила просыпаться, хотя в моем сне на бирюзовое небо тоже набежали темно синие тучи, испуганно заржал единорог. Холмик подо мной пошатнулся, с хрустом, присущим печенью, отделился от суши, спустился в молочную реку, и поплыл, подхваченный сильным течением.
- Мири, проснись!
По молочным волнам заскользили причудливые узоры – то крошились шоколадные утесы. Мне захотелось коснуться их рукой. Я свалилась в реку, и вынырнула из сна.
- Мириам!
В комнате было темно. Дверь на балкон была распахнута настежь, и по паркету били тяжелые капли дождя. У меня же перед глазами была обнаженная мужская грудь, широкая шея и идеальное лицо Давида.
Я широко улыбнулась, потянулась к нему, и провела кончиками пальцев по надбровным дугам и пушистым бровям. Потом я зарылась руками в мягкие кудри, потянулась всем телом к мужчине и поцеловала. Его губы были пухлыми и твердыми. Невообразимый и такой соблазнительный контраст! Они таяли у меня на языке, будто сахар.
Я тяжело втянула воздух, Приоткрыла рот, и впустила язык мужчины в себя. Об пол ударилась упавшая трость, мужские руки смели стоявшие возле матраса пузырьки с лекарствами, и сжались на моей талии, даря тепло моему холодному телу. Давид подался вперед. Между моих ног опустилось его колено. Пузырьки покатились по полу, гремя содержимым.