- Слышать свое имя, а не фамилию, довольно приятно!
И мы улыбнулись друг другу.
- Спасибо. Меня еще никогда никто не защищал, кроме папы…
- Мне жаль, что его больше нет.
- Да… но тебе повезло, что у тебя есть брат, и отец с мамой, и Изольда! – Я продолжила свои лечебные манипуляции, под конец, обернув раны Давида тонким бинтом. – Готово! Я пойду домой, в душ, а вот тебе лучше не мочить по возможности руки первое время!
Вместо того, чтобы со мной попрощаться, Давид пополз по моим коленям вверх, забрался под свой же свитер, и зацепился бинтами за кружево трусиков.
- Я… в душ собиралась…
- Подожди… Был у нас один незаконченный разговор… - Мои глаза забегали по красивому лицу, пытаясь считать, к чему именно он клонит.
- Ааа… тот самый разговор? – глупо ухмыльнулась я.
- Да. Тот самый!
Твердые мужские губы коснулись моих. Давид приподнял меня, и посадил на свои колени, вынуждая обнять его ногами. Ранку засаднило, но я все равно с душой ответила на поцелуй. По всему телу прошлись электрические разряды.
«Как же хорошо!» - Пронеслось в голове. И не нужны были никакие антидепрессанты.
- По-моему, у Изольды есть какие-то сверх способности! – Затараторила я в полураскрытые губы Леманна, когда он уже снял с меня свой свитер, и принялся ощупывать бретельки платья. - Она знает наперед то, о чем другие и не догадываются!
- Мири… - Грудь Давида начала сотрясаться от сдерживаемого смеха.
- Ну а что? Согласись, она на редкость проницательна! – Он не выдержал, и громко рассмеялся.
- Не поминай Изи в суе! С нее станется прийти, и начать консультировать нас в тех вопросах, в которых мы и без нее прекрасно разберемся!
Меня одарили еще одним, сладким, тягучим поцелуем.
Глава 15. Ты чувствуешь?
Сильный ветер распахнул большое окно. По спине меня погладила грубая бязь занавесок, закрыла меня и мое лицо, словно невесту. Сквозняк качнул дверь в гостиную, в портале которой пару минут назад стоял Иосиф, и извинялся. Ветерок поиграл исписанными нотными листами на кухонном столе, набрался сил и взметнул их в воздух.
Давид уже спустил с моих плеч тонкие бретели платья. Он захватил губами ключицу, вынуждая склонить голову на бок. Одновременно расстегивая бюстгальтер, и целуя плечи, мужчина лишал меня последних связных мыслей.
Мы избавились от одежды. Мое обнаженное тело обнимало Давида.
- Я хочу тебя Мири. Чувствуешь? … Ничего еще так сильно не желал.
Он приподнял меня за бедра и опустил вниз.
- Ммм… - Вздохнула я.
Нутро сводило от удовольствия, а грудь сжалась от сладкой боли. Болело мое сердце, сопротивляясь, дергаясь. Оно безумно боялось. Мужчина щекотал своим дыханием мою шею, по лопаткам водил свежими бинтами, а я медленно умирала.
- Мешают… - Прошептал Леманн, и сжал широкие полоски бинта ладонями в тонкую нитку.
Когда меня опрокинули на холодные простыни, листы с нотами залетели в спальню, окружили нас, и громко зашелестели, смешиваясь с нашими вздохами. С широко раскрытыми глазами, я смотрела на их сумбурный танец, отзываясь на каждое движение мужчины. Написанная на бумаге музыка толи хотела разделить с нами этот момент, толи помешать.
Подушки глухо падали на пол. Матрас прогибался под тяжестью наших тел.
Когда все закончилось, Давид все еще нависал надо мной, водил по лицу щекой, носом и губами, вплетая свою руку в мою, будто это были стебли весенних цветов в венке, а не пальцы мужчины и женщины.
Где-то в коридоре звенел раз за разом без перебоя мой телефон, но я ничего не слышала.
Вся боль мира от любви. И все прекрасное тоже…
Давид не хотел отпускать меня, но я завернулась в свой пиджак, подхватила оставшиеся вещи, и сбежала к себе.
Я не хотела ни есть ни пить. Только постояла немного под холодным душем, и поспешила в издательство с новыми рисунками подмышкой. Все пропущенные были от Лидии. Охранник с удивлением осматривал меня, но согласился передать работы главному художественному редактору.
- Липовецки, почему не поднялась ко мне? – Я шла по набережной Невы, когда снова высветился номер Лиды на экране телефона. – В любом случае я звоню сказать, что все, что ты принесла – прекрасно! Умница! Очень рада, что ты пришла в себя! До следующей недели!
Гудки брошенного вызова казались музыкой. Не электрическим сигналом, а тронутыми клавишами фортепиано.
Платье с желтыми лютиками взметнулось тюльпаном, когда я закружилась, медленно переставляя ноги. Машины ручейками струились по дороге. По реке плыли маленькие кораблики с улыбающимися людьми.
Я купила новые краски и бумагу, долго шла пешком, поднялась по лестнице дома №325, а возле моей двери, прислонившись к ней спиной, стоял Давид, и держал в руке стебелек одной единственной алой розы.