Глава 16. Цвета
- Ты ждешь меня? – Я подошла ближе, и легонько коснулась руки Давида, давая понять, кто перед ним. Но это было лишним. Леманн давно услышал мои шаги.
- Очень долго жду… - И прозвучало это до безумия странно! В живот мне уткнулся гладкий стебель розы, с которого заботливо срезали шипы. Бутон медленно изогнулся, столкнувшись с грудью. Алый лепесток заскользил по платью, а дальше, по обнаженным ногам. Я проследила за ним до самого пола. – Покажешь мне свои картины?
Улыбаясь, и ничего не отвечая, я вставила ключ в замочную скважину. После теплого и ароматного уличного ветерка, нос защекотало от терпкого запаха краски и растворителей. По пути в гостиную я сбросила свои белые кеды и легкую вязаную кофточку на пуговицах. Оборачивалась, и смотрела на Давида снова и снова!
Роза нашла себе приют в обычной стеклянной банке , на кухонном столе. Солнце осветило ее единственным лучом, и зашло за набежавшие тучи. В квартире стало темно.
Леманн ходил по периметру комнаты, и водил руками по краям холстов на подрамниках, выстроенных рядами на паркете, думал о чем-то своем, потом остановился у последней моей работы.
- Это иллюстрация к сказке, которую прислали недавно из издательства. – Я налила воды в стакан прямо из-под крана, глотнула, и сморщилась от привкуса металла на языке. – Девочка сидит на краю утеса, и протягивает вперед руки. Ветер треплет ее волосы. Ее брат уплывает на корабле в далекую, волшебную страну, и она боится, что он не вернется.
Давид хмыкнул, а я подошла ближе.
- Картина красивая, автор и редактор должны оценить.
- Мири, а какого размера будет эта детская книга?
Я пожала плечами.
- Скорее всего сантиметров двадцать на двадцать, или около того…
Руки мужчины очертили раму.
- Но картина добрых два метра в ширину и высоту?
- Да… Ее оцифруют и уменьшат.
- А почему ты не взяла обычный маленький лист бумаги? – Он двинулся дальше.
- Леманн, а почему ты не играешь «Собачий вальс» каждый день? Почему скрипичный ключ всегда стоит в начале, ну а ноты ты пишешь всегда разные?
- Я понял. – Мужчина взъерошил пятерней свои кудри, и улыбнулся. – А это…?
- А это ты. – Я потянула Давида за локоть, усаживая на пол, напротив портрета. – Все остальные картины – это ты. Вот почему Йошик не мог угомониться, и долго смеялся.
Я сложила по турецки ноги, взяла его ладонь в свою, и, словно горстью художественных кистей, начала водить пальцами Давида по объемным линиям из масляной краски.
- Посмотри… Губы, шея… волосы… глаза… - Я отпустила его, и дала самому исследовать холст. – Немного красного, голубые тени, зеленый. – Очень хотелось, чтобы у себя в голове он сам нарисовал схожую картину.
- Мириам…
Давид порывисто обернулся ко мне и холодными пальцами обвил мою шею. Губами он впился в мои. Сильное давление. Будто он просто хотел проверить, рядом ли я. Потом, он провел языком по моему небу, и отстранился.
- Мне сложно вспомнить все цвета. Слишком давно я ослеп. Но все остальное – прекрасно.
- Поцелуй меня еще раз, и я покажу тебе цвет! – В голову пришла отличная идея.
Пол у меня был до невозможного холодным, иначе, я даже и не знаю, чем бы закончились те жаркие поцелуи, которыми он меня одарил. Давид задел холст ногой, и, как домино, мои работы сложились одна на другую.
- Я потом все поправлю! – Предупредила я попытку Леманна поймать картины. – Пусть падают…
Он был нежным. Наш второй поцелуй.
Мои губы обнимали, легонько оттягивали, жгли дыханием, сминали. Их целомудренно касались, а потом откровенно забирались в рот языком, провоцируя и дразня. Нужно было остановиться, но никто из нас этого не хотел. Столько времени и так было растрачено впустую, на холодные фразы, перебранки, и взаимные упреки.
Было страшно от того, что мы вообще могли никогда не встретиться.
- Пойдем! – Когда наши объятия начали красноречиво опять намекать на секс, я встала, и направилась в кухню, освобождая большой деревянный стол из необработанной сосны.
- Я обойдусь и без цвета! – Когда я поставила несколько больших чаш по середине, сзади в меня впечатался Давид, втягивая тонкую кожу на шее своим ртом. Я подняла руки, и провела по мягким волосам.
- Нет! Тебе нужны «цвета»!
Мой мир изменился. Совсем недавно, по утрам, мне не хотелось открывать глаза, и видеть. Теперь же я осознавала, какая это ценность, и какой дар, и все благодаря этому человеку. Мужчине с большими и крепкими руками, удивительным слухом. И пусть слова его были иной раз грубыми, зато были до безумия нежными губы.
Стоило мне попросить, и Давид сразу же отпустил меня. Я достала из холодильника все необходимое, быстро орудовала теркой и ножом, потом метнулась к стеллажам с моими материалами, и прихватила несколько пузырьков.
Теперь уже я встала сзади, завладела руками Леманна, и опустила их в первую чашу, с силой сжав его пальцы своими.
- Это – зеленый. – Мягкая головка брокколи захрустела, и начала ломаться, щекоча кожу. – И это тоже. – Пальцы смяли стручок зеленой фасоли. Он лопнул, и маленькие бобы выскользнули наружу. – И это… - В следующей чаше был натертый на крупную терку огурец. Мускулы на руках мужчины слегка дрогнули.
Я же не собиралась останавливаться!
Красным были свежие помидоры, раздавленные рукой, и острый перец, от которого щипало нос и глаза.
Синим – голубика, и гладкая холодная плитка на кухонном фартуке.
- А это – желтый… - Я аккуратно вытерла ладони Давида, сложила вместе и начала медленно сыпать из пузырька золотые блестки. – Ты должен его помнить!
Единственное, что я не предугадала, так как их обратно вернуть в пузырек! Этот вопрос закрыл Леманн. Смеющийся минутой ранее, он вдруг стал серьезным, осыпал мои волосы всеми блестками со своих рук.
- А это – золотой. - И пропустил локоны через пальцы. - А это розовый. – Дальше его испачканные пальцы оставили переливающиеся следы на моих губах. – А это, я не знаю какой, но тоже очень красивый! – И с меня стянули платье, усадили на кухонный стол, рядом с разбросанными по нему «цветами», и обвели по кругу живот.
- Можно назвать – Беж! Бежевый, светло – коричневый, с кремовым, или желтоватым оттенком. Ты знал, что Беж – это вариант цвета… - Давид не дал закончить.
- Ты всегда так много разговариваешь?
- Только когда немного нервничаю.
- Тогда – не нервничай.
- Легко сказать! И вообще, где мои таблетки, Леманн? Обещал выдать утром!
- Обещал, значит дам! – И, отодвинув белье, в меня вошли его длинные пальцы. Разговаривать дальше перехотелось.
До двадцати одного года, а точнее, до сегодняшнего утра, я понятия не имела, бывает ли зависимость от оргазма! Леманн же второй раз доказывал мне что да, бывает. Очень легко приобретаемая зависимость!
В районе солнечного сплетения у меня распускались цветы.