7.
Первый раз он встретил ее на улице. Тристан стоял на краю тротуара и ждал, когда переключится светофор. Вдруг сзади он услышал:
— Простите, пожалуйста…
Обернувшись, он увидел молодую женщину, в ее присутствии было что-то нереальное. Она искала польский книжный магазин. Пожалуй, ему впервые задавали такой вопрос.
— Вы ищете польский книжный магазин?
— Да…
Он знал, где это: «нужно пройти прямо». А не проводить ли ее? Она пожала плечами, будто соглашалась. Зажегся красный. Когда они переходили, он обратил внимание, что она наступает только на белые полосы. В одном месте ей даже пришлось шагнуть пошире, чтобы не нарушить правила игры; остатки детства, забавные лоскутки одежек, из которых мы давно уже выросли. Захваченная врасплох, она взглянула на Тристана и покраснела.
До книжного они шли бок о бок, не произнося ни единого слова. Молчание уже становилось невыносимым. Никакие слова не приходили в голову. Тристан придвинулся поближе, чтобы посмотреть на ее реакцию. Она показалась ему красивой. Но не той общепринятой, подавляющей красотой, а какой-то едва уловимой, хрупкой. Спорной.
Любая встреча сама по себе маловероятна. А то, что встреча произошла на улице, совершенно случайно, донельзя обостряло влечение, сразу возникшее у Тристана к этой девушке. Почему она? Почему она, а не другая?
И почему он?
А ведь он ровным счетом ничего не сделал, чтобы заслужить право влюбиться. Да уж, определенно, одному Богу ведома справедливость.
8.
Стоило Тристану выйти на улицу, и он тут же влюблялся. Но порыв, толкавший его в женские объятия, на самом деле не имел ничего общего с банальной жаждой наслаждения. Он скорее происходил из постоянного желания познания границ возможного; из упоения своей властью, большей, чем просто власть над людьми; и наконец, из волнения, сродни тому, что испытывают туристы.
Женские тела неотступно притягивали к себе всю силу его желания, бесцельно растрачивая его юношеские силы. В двадцать девять лет в нем еще было что-то от подростка. Он мог показаться недоверчивым, угрюмым, жестким, однако его красота побуждала к безотчетному поклонению, и люди легко подпадали под это дьявольское очарование, за которое все можно простить.
Но тогда, в первую ночь, ему показалось, что он прикоснулся к чему-то неизведанному. Отдаваясь, она не двигалась, с трепетом ожидая, когда он возьмет ее, когда все случится. Ему самому пришлось раздевать ее, сама бы она не стала этого делать. И, когда все кончилось, ему вдруг показалось, что он заметил у нее на глазах слезы. Плакала ли она? Возможно, ему привиделось? Может, он сделал ей больно? Подобная чувствительность могла бы разозлить его, но он был скорее взволнован, растроган. Тогда, по этим слезам, которых, возможно, на самом деле и не было, когда будущее страдание еще не коснулось ее, он понял, что Амели принадлежит к числу самых прекрасных женщин — тех, что сделаны из стекла. И еще он понял, что эта хрупкость способна волновать.
Внезапно прежние любовницы, кричавшие во время оргазма, с лицами, искаженными от наслаждения, показались ему вульгарными, отвратительными созданиями. Плача вот так, перед ним, Амели превратилась в ребенка, дитя, которое он должен защищать. От чего именно, он и сам толком не знал. Но отдал бы все за эту женщину, которую знал всего несколько часов.
Тристан смотрел на нее спящую, и, хотя она ничего не слышала, сказал ей на ухо, что любит ее, сам не понимая значения этих слов, не зная, что уже попал в ловушку, из которой не выбраться, ловушку умиления, и что был непростительно смешон.
9.
На самом деле все произошло не совсем так. Оказалось, что польский книжный магазин закрыт. Амели не подала и виду сожаления. Еще раз пожала плечами. Они молча смотрели друг на друга. Настала пора расставаться. Она сделала какое-то удивительное движение, едва уловимое, и Тристан вдруг понял, что она собирается уйти. Удержать ее? Он хотел было ей что-то сказать, но, не сумев уловить настроение момента, так и не придумал что. Вот она уже благодарит его, вот готовится исчезнуть окончательно, и по непонятной для него самого причине ему хочется удержать ее, как обыкновенно хочется удержать любую. Но что же ей сказать? Именно в тот момент надо было попытаться что-то предпринять, но он ничего не сделал. И тогда она ушла, превратившись в один из призраков встреченных на улице женщин, которые на мгновенье заставляют забыть обо всем на свете.