Карусель длинных дней в заточении киоска, и незаметных, мимолётных, бесчувственных ночей, была бы вовсе уж невыносимой, если бы часть малого времени, которое оставалось на отдых и сон, приходилось бы тратить на дорогу до дома. К счастью, знакомый водитель маршрутки, совершая последний рейс, собирал нас, своих соседей, и с песнями, открытыми настежь окнами, развозил по домам. Наговорившись за день, рассаживались кто где, наслаждаясь молчанием. Мы с Юрой Клинских40 обычно оказывались друг напротив друга и улыбались, – жалобно, отрешённо, по-родственному. Наш водитель, поглядывая через зеркало в салон, старался развеселить нас, и, бывало, кружил по круговому перекрёстку, как на детском аттракционе, – один раз, второй третий, четвёртый. Пока кто-то из нас не замечал его шалости. Выруливая на нужную дорогу, хохотал озорно, а после сладко и беззастенчиво зевал. Он окончил «на отлично» исторический факультет университета, но, чтобы прокормить жену и маленькую дочь, работал водителем, без выходных. На маршрут выезжал в четыре утра, и у каждой остановки успокаивал неловких старушек, наговаривая в микрофон:
– Бабулечка, не спешите, а то упадёте! Я обожду, мне ещё целый день кататься.
Когда подъезжали к моему подъезду, открывая двери, он каждый раз просил:
– Бросай ты этот киоск, не твоё это! Не на то училась!
– А ты, сам?! – Возражала я.
– Так я мужик, я должен семью кормить, а ты – девушка. Не трать жизнь на ерунду.
Однажды под вечер, презрев трамвайные рельсы, киоск окружили три машины. Группа товарищей крепкого телосложения организованно спешилась и строем двинулась к скворечнику. Завидев меня в окошке, напряжение на лицах сменилось растерянностью и удивлением.
– О! Это ты?! Твоё?
– Ребята! Привет! Да ну, откуда! Работаю я тут! – Улыбки, рукопожатия, объятия до хруста в позвоночнике. – Вот, спасибо, на место встал!
Оглядываю парней. С одним мы когда-то плавали по соседним дорожкам, с другим отрабатывали элементы в зале дзюдо, с третьим отбивали до бумажной каши центр мишени в тире.
– Говорят, ты тут нечто невообразимое устроила, клиенты все к тебе бегут, соседи жалуются, нас вот позвали.
– А то! Ещё бы им не бежать! – Гордо соглашаюсь я, и предлагаю прочесть вывеску. Парни смеются, и, прежде чем уехать, интересуются:
– Что тебе у тебя купить?
– Да не надо! Зачем?!
– Надо-надо, когда ещё увидимся…
Мы расстаёмся, обнявшись на прощание ещё раз. Я обвожу взглядом товар, метко плююсь в окно, и принимаюсь подсчитывать, сколько ещё осталось до осени дней.
Музыка неба
Стылый глянец жидко-голубого неба, с не подмёрзшим ещё, ловко наляпанным нагромождением белого, и бегло прорисованными, спутанными локонами кроны, в хрустком лаке вчерашнего дождя. Лубочна ли картинка сия?
Ступил неловко на спрятанную под салфеткой наста ветку, и тут же – как если бы кровь на снегу, или поранил, обидел кого невзначай. В самом же деле – пролил совсем немного рдяной41 красы42, что на фоне седого пробора тропинки, – манит, зовёт, путает. И уж не мнится всё одним и тем же, серым, не пугает. Глядишь в его ржавый просвет и кажутся малыми, тихими птицами семена клёна. Машут крылами, порхают, мерещатся будто. Садятся на снег, в неглубокие гнёзда стаявших следов, и жду. Чего же? Да всё того же, весны.
Белка вздумала было выйти, казала нос из дупла, а тут: солнечный светлый прозрачный ветер, словно бы с моря, – с ближнего ль, с дальнего, – всё одно, рукой не достать. Кроны деревьев напевают песни штормов, что им ветер принёс издалёка. Часть со слов, часть – по нотам, и необидное долгое молчание пауз – замерший стук камешков один об другой.
Наслушалась Об море синица, да слёту в незапертую льдом с кануна купель. И давай, тереться, ершиться да ёжиться, отжимая пёрышки. Хотя зябко глядеть на неё, а и весело. Да ей, вроде бы всё нипочём, – припудрилась мелким снегом, и чиста, и свежа.
Под приподнятым над землёй куполом ночи, обнаружилось белое, невеское43 утро. Побросавши все дела, синицы с дятлами тут же раздобыли припрятанные до сроку свирели, и ну-как играть. Да стройно так, верно, пусть даже и не развлекали себя музЫкой давно, почти что с весны.
Глядя в нотоносец44 небес, они пересыпали гости хрустальных звуков с одной упругой ладони ветра на другую, прикрывая глаза, дабы не видеть ненавистного уже снега, и не слышать, как стучат от холода зубы леса.
42
Трентеполия (лат. Trentepohlia) – красная нитчатая водоросль на коре деревьев зимой, говорит о здоровом лесе