– Счастливые… – Вздохнула девушка. А я своего три года ждала, он втихаря женился, ко мне приехал, обнял, расцеловал, и сказал, что уже женат. Именно, что сказал, не повинился. Я расстроилась, ну и решила, что, раз такое дело, нам видеться больше не надо.
– И правильно! – Похвалил мужчина.
– Правильно-то оно правильно… Но он так на меня обиделся!
– Да? Каков нахал!
– Сказал, что сумел вырваться из-под надзора жены, и хотел посвятить мне целый день.
– И что вы ему ответили?
– Что я, дура, всего-навсего, хотела посвятить ему целую жизнь.
– Вы совершенно верно ему ответили, милочка – Раздался женский голос из другого купе. – И вы не дура. Вы – доверчивы и наивны, но мужчины не все таковы, как ваш бывший, а держать их надо вот где, – и потрясла кулачком.
К обсуждению присоединился сосед с полотенцем на плече из другого вагона, проводник, пришедший выяснить, в чём, собственно, дело, и не нужно ли кому вызвать врача, позже подошёл прапорщик, который шёл в вагон-ресторан. Через некоторое время, если судить по тому, что рассказывали друг другу люди, выяснилось, – ни один из них не был похож на того, с кем не сложилось у девушки с нижней боковой полки.
Поезд Москва-Владивосток. Словно пузатыми вагончиками игрушечной железной дороги, он пересчитывал перегоны, шпалы и переезды, не сбиваясь нигде. Так и жизнь, – идёт по своим рельсам, и кто-то выходит из твоего вагона на полустанке глухой ночью, как тать, а кто-то заходит, берёт за руку и едет рядом. Весь путь, до самого конца.
Стулья
– А вы знаете, какие у ваших соседей стулья?
«Глупый вопрос», —скажете вы. А вот и нет! В детстве, на праздники или когда приезжала родня, пока накрывали на стол, мы с сестрами и братьями возились в комнате деда. Пересчитав гостей, бабушка заглядывала к нам и говорила, сколько надо принести стульев от соседей. Радостные, мы бежали наперегонки, стучали в двери, перенимали от улыбающихся хозяев мебель, сообщали, кто уже приехал, а кто обещает быть с минуты на минуту, и мчались назад в квартиру.
– Осторожнее! – Раздавалось нам вслед. и никто не опасался за стулья, но лишь бы мы не улетели, зазевавшись, в пролёт.
Каждый стул был, как посланец, представитель семейства, откуда был взят, – крепкие или скрипучие, табуреты или стулья со спинкой, они тоже становились нашими гостями. Мы вытирали их чистым полотенцем, табуреты же покрывались газетой и получали небольшую подушку поверх.
Частенько, вместе со стульями, приходили и их владельцы. Не для того, чтобы присмотреть за имуществом, но – так, разделить нашу радость от долгожданных «родычей». Чаще всего у нас бывали тучная пенсионерка Ольга Ивановна со второго этажа, повариха Валя из квартиры напротив и безымянная бабушка, у которой никогда не запиралась, на всякий случай, входная дверь. Валя, дородная свежая девушка, мало ела, немного смущенно улыбалась по сторонам и явно наслаждалась обществом. Безымянная старушка сидела за столом как гимназистка за фортепиано, – с совершенно прямой спиной и приподнятым подбородком, а ела молча, не глядя ни на кого, всё, что ей подкладывала на тарелку бабушка. Ольга Ивановна шумела, будто бы мы у неё дома, а не наоборот, влезала в каждый разговор, сообщая своё мнение, ела неаккуратно и жадно. В любом другом доме Ольгу Ивановну сочли бы нежеланной гостьей, но у нас к ней давно привыкли, и считали своей.
Ольга Ивановна с трудом спускалась во двор со своего второго этажа, усаживалась на скамейку, доставала бумажный фунтик из газеты с жареными подсолнухами, и грызла их в подол, до самого вечера. Если же она оставалась дома, то часто стучала по батарее гаечным ключом, привязанным нарочно к трубе. Заслышав стук, бабушка немедленно бросалась наверх. Часто, почти всегда, оказывалось, что ничего страшного не произошло, но бабушка не сердилась на Ольгу Ивановну. Зато очень злился на неё я, мне казалось, что соседка отнимает у меня время, которое я могу провести с бабушкой.
– Не расстраивайся, – угадывала моё настроение бабуля. – Ольга Ивановна одинока, к тому же, мы дружим много лет. Ну, вот представь только, ты вырастешь, женишься…
– О! Когда это произойдёт, мне дадут квартиру, я выгоню жену и возьму тебя к себе жить, вместо неё! – Горячо убеждал я.