Он подошел к дивану и неловко зацепился пораненными пальцами за край ковра. И сжал челюсти, чтобы не выругаться от боли вслух.
— Джон, перестань упрямиться. Садись на диван и положи ногу на подушку, — приказала Сильвия.
Ему начинало нравиться, как Сильвия заботится о нем, суетится вокруг него. Как правило, он не слишком задумывался и не мечтал о том, чтобы стать баловнем. Были времена, когда за ним ухаживали не хуже. Просто, когда о нем беспокоилась Сильвия, он чувствовал себя совершенно по-другому. С ней все было по-другому. Он не слишком далеко заходил, мечтая о том, как все будет, если они окажутся когда-нибудь вместе. Все оказалось так, будто он был голоден и согласился бы на любую пищу, чтобы только заморить червячка. А попал на щедрый банкет.
Он сел на диван. Сильвия склонилась, чтобы положить его больную ногу на подушку, поскольку он не сделал этого сам. Рубашка распахнулась, и мысли Джона направились в другое русло.
— А не могли бы мы сделать это в постели? Мне было бы там намного легче, — предложил он. — Нам было бы там гораздо удобнее.
Сильвия не согласилась.
— Не стоит. Пакет может случайно потечь. Вода намочит постель.
Она положила пакет со льдом на его ступню, удостоверившись, что лед лежит там, где необходимо. Попыталась приладить мешок, чтобы он не сползал. Потом села на диван, положила ногу себе на колени, придерживая пакет.
— Будет немного неприятно и неудобно. Но потерпи, лед снимет боль, и опухоль немного рассосется.
— Сначала цветы и конфеты, теперь такой заботливый уход. Ты вконец испортишь меня, Сильвия.
— Я забочусь о тебе потому, что ты сам не заботишься.
— Неправда. Я забочусь о себе большую часть моей жизни. Слегка поломанный палец — не столь уж важное дело.
В первый раз он сам заговорил о прошлом, не ожидая расспросов. Он сказал совсем немного. Сильвия хотела знать если не все, то почти все. Она чувствовала, что будет лучше понимать его характер, если больше узнает о его прошлом. О людях, с которыми он жил, важных событиях в его жизни. О всех и обо всем, что сделало его таким, какой он есть.
Она потрогала ладонью его ногу, чтобы проверить, хорошо ли охлаждается ступня.
— Сломанный палец не идет ни в какое сравнение с остальными ранениями? — спросила она.
Джон озадаченно и заинтересованно взглянул на нее; она добавила:
— У тебя есть шрам на левом плече. И на правом боку, чуть повыше пояса, — и улыбнулась, когда он нахмурился. — Невозможно скрыть боевые шрамы, когда снимаешь доспехи.
— Я не один из твоих доблестных рыцарей, Сильвия, — резко ответил он. — И получил эти шрамы на память о глупостях, которые совершил.
— Понятно.
Она действительно не торопила его с ответом, понимая, что Джон сурово осуждает свое прошлое. Он более требователен к себе, чем к окружающим. То, что он считает ошибками, казалось ей примером бесстрашия офицера полиции. Отметины Джон получил, сражаясь с преступниками.
Джон пристально смотрел на руку Сильвии, придерживающую на его ноге пакет со льдом. Он ждал от Сильвии каких-нибудь неожиданных вопросов о шрамах. Черт побери, если бы он не ощущал теплую волну, исходившую от ее ладони. Несколько минут они молчали. Джон посмотрел на Сильвию. Она откинула голову на спинку дивана и отрешенно смотрела в пространство.
— Ну?
Она повернулась, вопросительно глядя на него.
— Что, ну?
— Ты не хочешь спросить меня, как я получил эти шрамы?
— А тебе хочется рассказать мне об этом?
Он нахмурился, недовольно пробормотал:
— Черт возьми. Конечно, не хочу.
— Тогда зачем я должна спрашивать?
Он резко сел так, что пакет чуть не свалился с его ноги.
— Неужели тебе совершенно не интересно?
Она серьезно и задумчиво смотрела на него.
— Мне очень хочется знать о тебе как можно больше. Я знаю, что невозможно узнать о человеке все. Но я хотела бы знать, какого ты мнения о некоторых вещах, — она помолчала, затем продолжила: — Например, обо мне. Но я не собираюсь идти напролом, чтобы вытянуть из тебя то, что мне необходимо знать. Будет гораздо лучше, если ты сам захочешь мне что-то поведать.
— А если я никогда не решусь?
— Тогда я ничего не узнаю, верно? У тебя есть право на личную жизнь так же, как и у любого другого человека, Джон. Пока мы вместе, постараюсь не забывать эту простую истину и не задавать вопросы, касающиеся личной жизни.
Она говорила спокойно и то, что ему хотелось бы услышать. Он должен был бы успокоиться. Ему не нужно будет делать какие-либо выводы, или вести душещипательные дискуссии, или обмениваться впечатлениями о прошлом и надеждах на будущее. Ему никогда это не удавалось.