– Вика, ты, что ли? – тупо произнес Андрей, уставившись на гостя, который уже протискивал объемный живот в дверной проем.
– Нет, папа римский, блин. Ты как думаешь, кто? Сидишь здесь, как мумия в саркофаге. Сколько ты уже на улице-то не был? – пробурчал гость уже из комнаты, где он с шумом пытался раздвинуть шторы, которые упорно цеплялись за журнальный столик.
– Не хочу я никуда, – вяло отозвался Андрей. – А ты чего не работаешь?
– Уу-у, как все запущено, – присвистнул Вика. – Суббота сегодня, вот почему!
– Суббота… – задумчиво протянул Андрей. – Значит, три недели…
– Вот и я о том же, три недели. Ты за три недели вообще из этой комнаты выходил? Посмотри на себя, осунулся весь. Мешки вон под глазами какие. Нет, Андрей, пойми меня правильно. Я сегодня сюда пришел не с целью внушить тебе, что ничего не произошло. Не пытаться тебе доказать, что все не так страшно и скоро все наладится.
Андрей укоризненно вскинул на него глаза.
– Я тебя призываю снова начинать жить. Да-да, жить, не смотри на меня так. На других будешь так смотреть, а меня слушай. – Вика брезгливо посмотрел на прикроватный столик, глубоко вздохнул и устремился на кухню.
Андрей остался стоять в дверном проеме, облокотившись о стену. Эх, Вика… Никто ведь больше не зашел ко мне за это время… Ни друзья, с которыми мы выросли… Ни приятели по учебе… А ты – вот он…
– И вообще, что это такое? Я тебе дня три уже звоню, не отвечаешь. Какого ты, спрашивается, телефон-то выключил? Конспиратор хренов.
Вика вновь ворвался в комнату с большим пакетом для мусора и начал яростно трамбовать в него пустые упаковки и пивные банки.
Андрей невольно представил себе день их знакомства, года три назад. Тогда он только устроился на работу и сидел во время ланча один за столиком в столовой бизнес-центра. Время было выбрано неудачно, и зал был забит под завязку. Андрей был погружен в собственные мысли, когда перед ним предстал молодой человек в слегка помятом костюме и галстуке набок с подносом в руках.
– Простите, можно я к вам присоединюсь? Все занято везде просто… – застенчиво сказал он.
– Конечно, садись, тем более что я уже заканчиваю.
– Викентий. Я здесь бухгалтером работаю на третьем этаже, – робко произнес толстяк, протягивая руку.
Вика с грохотом протащил мусорный пакет по полу и бросил его рядом со входной дверью.
– Сейчас на улицу пойдем, заберем. Начало положено. А то еще неделя, и совсем здесь грязью зарос бы.
– Куда, ты сказал, мы пойдем? – отозвался Андрей без видимого энтузиазма.
– На улицу, куда. В кафе на Охте. Сейчас к тебе шел, оттуда прекрасно пахнет шашлыками.
Вика плюхнулся в кресло.
– Собирайся. Если серьезно, Андрей, я тебя не веселить пришел. И не соболезновать. Поддержка тебе сейчас, конечно, нужна, но ты этого либо не поймешь сам, либо все равно не признаешься. Поэтому мы просто пойдем есть шашлыки и говорить ни о чем. А в понедельник я за тобой с утра заеду, и мы едем на работу. Это не обсуждается, – добавил он громко в ответ на приоткрытый рот Андрея, пытающегося что-то возразить.
Андрей долго пристально смотрел на товарища.
– Вика, я так рад тебя видеть. Спасибо тебе, что зашел.
– А что было делать? Я тебя надолго оставил в покое после мм… Больше нельзя, извини. Как ты?
– Пойдем, по дороге поговорим.
Крона большого дерева нависала над столиками кафе, которое спряталось от городской суеты на узкой набережной реки. От воды доносился легкий ветерок, что являлось огромным плюсом данного заведения. Особенно в условиях невыносимой жары, которая вот уже три недели подряд пыталась расплавить этот город из стекла и бетона вместе с миллионами его жителей. Андрей жадно отпил из бокала пока еще холодного пива.
– А еще я сплю плохо. Мне каждую ночь снятся какие-то странные кошмары. Вроде бы каждую ночь разные, но все на одну тему.
– Тот день снится?.. – робко произнес Вика, сам точно не зная, нужно ли продолжать эту тему.
У него у самого кровь до сих пор стыла в жилах, когда он вспоминал день похорон. Народу было немного, меньше десяти человек. Пришли только близкие друзья Алины и ее отец. Насколько было известно Вике, другой родни, даже отдаленной, у нее не было. Отец наблюдал за происходящим, как показалось Вике, достаточно отрешенно, его глаза были все время устремлены куда-то вдаль. Однако его опухшее от рыданий лицо выдавало всю ужасающую гамму бушующих в его душе чувств.
Когда раздетые до пояса, блестящие жирными каплями пота могильщики начали опускать гроб в могилу, отец Алины что-то прошептал себе под нос, сделал неуверенный шаг назад, схватился за сердце и обрушился на землю. Когда приехала «скорая», врачи смогли констатировать только его смерть. Таким образом, из одних похорон получилось двое.