- Ты ей ещё не сказала? Про квартиру? Про газ, я имею в виду.
- Посмотри на меня.
- Посмотрел и нашёл любимой-единственной.
- Спасибо, Яша. Ты один мне в часы тягостных раздумий...
- Да ладно, надежда и опора к вашим услугам. Куда тебя, на работу?
- Ну да.
- А то, может, сядем где-нибудь посидим? Выпьешь, немного успокоишься.
- Отвези меня на работу. Всё равно машину надо забрать. Когда они позвонили, я выскочила такая чумная, что не могла вспомнить, где оставила машину.
- У вас большая стоянка.
- Бегала-бегала и никак не могла найти. Спасибо, мальчик из технического отдела, он только что приехал, отвёз.
- Это который Лавруся?
- Который Гриша, если тебе интересно. А тот был Лаврик. Можешь успокоиться, он уволился и вообще вышел из учредителей. Не надо выдумать, чего нет.
- А что я выдумаю? Ну, Лаврик так Лаврик. Ты его тоже мальчиком называла.
- И что?
- Так Лаврик звонит?
- Лаврик не звонит. Нет, Яша, он не звонит. Мы держим связь через шпионский контейнер в мусорном баке. Я одеваюсь бомжихой и собираю банки из-под пива. На которой написано «бомба», там лежит инструкция о нашем следующем контакте. Видишь, я раскололась.
- Значит, звонит.
- Яша, нельзя быть таким. Ты хочешь, чтобы я тебе соврала? Да, звонит. Но не в дверь.
- А дверь он вышибает ногой?
- Яша, Лаврик не станет вышибать дверь ногой. У меня сейчас вообще нет двери. Ничего нет. У меня вообще нет дома. Яша, ау! Мой дом взорвали! Ты слышишь?
- Туда ему и дорога.
- Спасибо.
- Угу.
- Какой же ты всё же бесчеловечный!
- Естественно. Ты позвонила, я тут же бесчеловечно приехал.
- Спасибо.
- Спасибо хоть за спасибо. Хотя в наши дни спасибо...
- Ну да. Ну как же без этого? В наши дни-то. Чего замолчал? Продолжай! За спасибо, конечно, ты из своего МИДа не вылезешь. А как честный таксист денег с девушки не возьмешь. Хорошо. В следующий раз я расплачусь золотом. Если ты ещё помнишь, что молчание золото.
- Ива!
- Я уже замолчала.
Он остановился поближе к шлагбауму и донес сумку до её машины. Маленькая красненькая «японка» с удивлёнными фарами на этот раз нашлась сразу. Он подождал, пока она разгребёт-раскидает в багажнике слежавшиеся, как прошлогодние листья, журналы, смятые подарочные пакеты, сплющенные туфли и прочий мусор, а потом предложит ему аккуратно поставить сумку внутрь. Захлопнув багажник, она подставила ему щёку. Выглянувшее апрельское солнце напрасно ласкало кожу целых две секунды.
- Ну ладно, спасибо, - примирительно сказала она, одёрнув на нём пальто и поправив почти безупречный галстук. «Почти» теперь стало в другую сторону. Галстук опять был самый её нелюбимый, цвета мокрой Кремлёвской стены. Нет, разумеется, если бы он предполагал, что сегодня с ней встретится, он бы такой не надел. Ничего. Пусть видит, что я вижу. Лишний раз подумает.
Напоследок она поцеловала его сама.
- Ладно. Приезжай к моей маме ты. Будем поливать цветы вместе. Но учти, я буду измученной, как собака. - И видя, что он по-прежнему злится, добавила: - Ну посмотрим, посмотрим. Может, и не как. Я побежала.
Устало добравшись от лифта до дверей своей редакции, она приложила сумку с захороненным внутри пропуском к считывающему устройству и только тут вспомнила, что ключи от маминой квартиры, разумеется, оставила дома.
Милый друг, я сегодня ночую в машине...
Вечером она снова сидела в машине, и невесть откуда прибившаяся мелодия донимала её своей грустью. Ей уже начинало вериться, что эта фраза жила в её в голове всегда, по крайней мере с утра, и была одной из тех навязчивых строчек, что, услышанные по радио, западают в тебя на весь день. Она бы не поклялась, что ещё до взрыва газа в её голове ничего подобного не звучало.
Милый друг, я сегодня ночу-у-ю в машине...
Где-то внутри себя, потерянно и романсово, она вытягивала «ночу-у-ю», поднимая вверх голову и роняя её на «в машине». Ей казалось, что она совершенно пьяна, настолько уже устала. Двигатель был выключен, стёкла затуманивались от дыхания, мелкий снег присыпал машину, оставляя на капоте тёмное мокрое пятно в белой кружевной оторочке. Невольно ей хотелось продолжить, и она удивлялась, как легко у неё это получалось:
Стынет пар нас стекле, и на дворниках копится лёд...
Дворники были тоже покрыты ледяной слизью.
В этой засухе слёз, в этой правды и лжи мешанине
Я от вас ухожу, как уходит в ночи пароход.
И вот я проститутка, я фея из бара... -
«Боже, мотив-то совсем другой!»