Однако, в высшей трансфигурации был раздел работы не с сутью, вроде живое–неживое, а с формой материала. Причем, изменения формы, хоть и энергоемкие, не имели отката, суть не менялась, а магия тратилась понятно на что. То есть, после подобного воздействия, например, можно было получать идеальные кристаллы, абсолютно чистые вещества, идеальные сплавы… много чего, завязанного на микромир.
Создать руну на микроорганизме — такого в учебниках не приводилось, в целом, воздействие рун имело прямую (хоть и с рядом отклонений в смысле типа материала на который они наносились) зависимость: больше руна — больше площадь воздействия «приказа реальности».
Ну а мне от моего арсенала чумного доктора много было не надо — незаметность агента магическим, а в идеале — биологическим иммунитетом.
Ну и попробовал я, для начала, в созданной метаморфизмом локализованной среде трансфигурировать капсид, с инвертированной руной Кеназ изнутри его. Ну и отложил несколько кирпичей, потому что метаморфизм вирус перестал видеть, магическое зрение — тоже, про иммунитет я и не говорю.
Отделил от себя участок — лабораторию, чисто микроскопом нашел вирус — был, жил, судя по запущенным в среду иммунным клеткам — был невидим. Правда, после введения целевой клетки, он её благополучно поразил — и фагоциты засуетились, как и на произведенные новые вирусы раздражались.
Однако, уже неплохо — первое, само первичное заражение произойдет для иммунитета незаметно, при достаточном количестве вирусов на зараженном можно ставить крест, учитывая площадь заражения.
Вдобавок, появлялся второй вариант, с биомагией связанный напрямую — бактерии, на которых руны могут быть воспроизведены уже биологически. Правда, этот вариант был реально страшноват — гарантированное заражение с невозможностью иммунного ответа. Так что с бактериями я решил не связываться до тех пор, пока не подберу рунной цепочки воздействующей на весь организм, нивелирующей «невидимость» агента. А то изведу ненароком все живое на планете, с себя начиная.
Ну а вирусы получили прекрасную возможность заразить цель, как разработанные мной, так и самостоятельно существующие. Проверил я свою способность к трансфигурации на готовом заряде, порадовался успеху, ну и поскорбел о несбывшемся немного, знал бы прикуп — о псине голова бы не болела, да.
Поспал без медитации — ради проверки, но разницы не обнаружил. Впрочем, решил одну ночь в неделю все же на нормальный сон отводить, пусть будет.
Ну и засадил Твидлиди за печатную машинку, с которой домовик на удивление быстро освоился. Вот и славно, решил я, завтракая, буду потихонечку формировать новую родовую библиотеку.
Занятия прошли как обычно, особых новостей, кроме «как, сколько раз, кто и кого», не было. Единственное, чем порадовал день — первым индивидуальным занятием с деканом. Снейп как описывал тонкости, так и, очевидно, тестировал меня — я, по сути, не сварил ни одного зелья, лишь заготовки. При этом, ряд любопытных нюансов узнал как от Снейпа по зельеварению, так и о себе — у меня начало проклевываться чувство «неправильности». Криво работающее, через раз, и все же, два раза из десятка примеров варки я НЕ ХОТЕЛ следовать рецепту, выбирая обходной вариант. На что декан одобрительно хмыкал, а в конце занятия пояснил, в чем были дефекты, которых я избежал — неважные ингредиенты, неправильное положение котла, не то время.
Любопытно, полезно уже сейчас, потому как не затрагивает «линий вероятности», но для развития требует долгой практики. Да и, если честно, хотелось бы иметь более осознанный инструмент, нежели «интуиция», но такое, если вообще возможно, будет плодом многих лет занятия окклюменцией.
До «предчувствия успеха», этакого отличительного признака высококлассного зельевара, мне еще расти и расти, но, учитывая рекомендованную Снейпом литературу, я подозреваю, что он формируется на знаниях, то есть, некое минипророчество не только получает информацию по временной оси (а возможно, хоть и маловероятно, не получает и вовсе), но и высчитывает вероятность на основе имеющихся у зельевара знаний.
Ну и дожил я потихоньку до субботы. Общался с сокурсниками в разумных пределах, часть вечеров проводил с Панси — у неё были болтательные и прочие социальные дела, что меня более чем устраивало: вне зависимости от возможных вариантов, я не собирался ограничиваться Панси ни как любовницей, ни как возможной матерью детей (ну и находил некорректным ограничивать её своим обществом, как следствие) — и того и другого надо было больше. Намного больше, по вполне объективным причинам, но эти причины не мешали мне похотливо и теневовластительски ликовать, с соответствующим звуковым сопровождением.