А так, сухощавая, с гипервыраженными мимическими морщинами дама, лет сорока на вид. С обширной, напоминающей строением негроидную, кормой, стоит заметить, что хоть и скрывалось старомодной одеждой, но было заметно внимательному взгляду, ну и как по мне — довольно комично.
Но, как преподаватель, МакГи комичной не была, а была она херовой — сестра по преподавательским талантам Бинса, всех отличий — не усыпляла и, в отличие от дохлятины, на все вопросы посылала. В библиотеку, но таким тоном, что всем было ясно истинное направление.
Бинс же, несмотря на свою очевидную некроприроду, на прямые вопросы отвечал, иной раз, стоит заметить, небезынтересно, что позволяло у Воронов не один десяток лет существовать «спиритоисторическому клубу», именно так и никак иначе.
Ну а кошатина, сухо поприветствовав класс, задала исполнить экзаменационное задание второго курса, благополучно пролюбленное, не будем тыкать пальцем в кого, из–за кого. Было этим заданием каскадная трансфигурация «живого в неживое», очевидно тренировочное, не имеющие ни малейшей практической пользы занятие. Ну ладно бы плесень в пыль, или бактерии в газ, злопыхал я, превращая слизняка в чернильницу, а вторым этапом — в чернильницу с пером и чернилами. Ну вот феерический долболюбизм.
Сидевший со мной Драко развлекался, трансфигурируя слизня в улитку, улитку в чернила в мензурке, но я, узрев гневный взгляд МакГи, толкнул его ногой под столом. Блондинчик вздрогнул, обрел берега и исправился, одним движением воспроизведя каскад. Который повторил и я после прокурорского взгляда кошки на мою чернильницу.
— Четыре балла Слизерину, мистер Малфой, мистер Пауэлл, — сморщив рожу в куриную жопку, известило это светило педагогики.
Орлиным взором с нахмуренным челом обозревая аудиторию, не замечая несколько очевидно получившихся результатов. Наконец, чело госпожи преподавателя разгладилось и аудиторию потряс её вопль:
— Превосходно, мистер Поттер, отменная трансфигурация! — вопила кошёлка, — Пять баллов Гриффиндору станет более чем заслуженной наградой!
Ну и хрен с ней, с трудом удержался я от челодлани, постигшей ряд студентов, к чести львов — не только со Слизерина. Вообще, с баллами была довольно забавная картина. И не самая простая, с экскурсом в историю и взаимоотношения в социуме магов.
У магов еще с доримских времен было три так называемых совершеннолетия, завязанных как на магию, так и на физиологию, в связи с последним имеющую примерные аналогии с миром простецов.
Итак, первое совершеннолетие определялось остановкой качественного развития ядра, формирования тела, условно–способного (тут, безусловно, с вариантами, но в целом по виду — так) к деторождению и разума, сформированного в достаточной степени для принятия решений и ответственности за них. Это дюжина лет, плюс–минус год.
Второе совершеннолетие, на котором останавливался взрывной количественный рост ядра, увеличение объёма маны, доступной к захвату, физиологически же — гарантированно безопасное деторождение (если без патологий) и способность формировать и обеспечивать детородную пару не «абы как получится», а полностью самодостаточно. Это шестнадцать лет, опять же, плюс–минус тот же год.
Ну и третье совершеннолетие, обозначенное окончанием гибкого развития магканалов, ну и точка поворота биологической жизни от роста к увяданию, двадцать один год. Про плюсы–минусы умолчим.
Во времена Основателей большая часть магов были алтарщиками, плюс средства контрацепции были слаборазвитыми, разве что средства прерывания беременности, что было бредом сивой кобылы. Ну и ряд кардинальных и слабо исправимых решений, вроде аналога вазэктомии и перетягивания труб магией, восстановлению функции деторождения обычно не поддавались.
При этом, как понятно, в колледже толпа разнополого народа, от дюжины до шестнадцати лет поступления, брызжущие гормонами, как фонтаны, и несовершеннолетние с точки зрения тогдашнего социума магов. В те времена на Альбионе самостоятельным маг становился в двадцать один год, что довольно забавно, учитывая что мораль простецов десятилетний возраст считала достаточным для брака.
Ну, несмотря на забавность, согласно уставу со студентами обращались как с несовершеннолетними, сиречь детьми: масса ограничений, оставшееся до сих пор заклинание (точнее, как объяснил Уивер, проклятье), гасящее либидо поступивших в ноль и пищащее благим матом директору, деканам и всем невиновным и непричастным о попытке трахнуть проклятого. Телесные наказания, спать по отбою и прочие прелести. И система баллов, поощряющая учеников путем смягчения режима, замена их на порку и прочее.