Это был мой самый страшный сон.
За восемь лет, которые прошли с момента принятия судьбоносного решения, я повзрослела. Местами вынужденно, так сказать. Когда у тебя на руках ребенок, требующий твоего внимания и заботы, это происходит само собой, автоматически. И все эти годы я боялась того, что происходит сейчас.
Я боялась, что рано или поздно это может случиться.
В самых страшных кошмарах мне снилось, что на пороге моего дома появляется Карина. Или ее муж. Или они оба вместе. И требуют отдать им моего сына.
И вот теперь это происходило на самом деле.
Мой кошмар наяву.
– Разумеется, я ни о чем не подозревал, – продолжил свой рассказ Дмитрий. – Как я узнал позже, Карина собиралась исчезнуть, переждав период беременности, а затем вернуться с уже готовым ребенком на руках, заявив, что он мой. Тем самым, обеспечив себе брак со мной.
– Но… подождите… Карина была молодой девушкой, почему бы ей было не пойти намного более простым путем? Девушки делали так испокон веков – беременели и выходили замуж. Зачем понадобилась я? Зачем было так все усложнять? – Это действительно не укладывалось в голове. Что-то здесь не вязалось.
– Как я узнал позже, у нас действительно была генетическая несовместимость. Она пыталась забеременеть самостоятельно, но у нее не выходило. После полугода попыток, она решила найти девушку, которая сделает это за нее. В назначенный срок она должна была вернуться за ребенком, отдать Вам остаток денег, и ваши дороги навсегда бы разошлись. Но все вышло иначе.
– Да… она исчезла. Просто бросила меня, перестав отвечать на звонки и сообщения. Точнее… я думала, что бросила, потом думала, что с ней что-то случилось…
– Она сначала попала в тяжелую аварию, а затем в психиатрическую клинику. Там же она находится по сей день.
Проклятье. Такого я точно не предполагала. То есть, ну как я могла догадаться, что случилось вот такое?
– Связей у меня немного, я так и не смогла ничего о ней узнать, хотя, не буду врать, я и несильно старалась.
– Это я уже понял. Вы решили оставить ребенка себе. Удобно.
– О чем Вы?
– Вам заплатили большие деньги, а обязательства по контракту никто спрашивать не стал. Карина исчезла и Вам остался еще и ребенок. Готовый, здоровый. Зачем от него отказываться? Я и говорю – удобно.
– Вы спятили или всерьез заявляете подобное? – громко выдала я.
– А что не так с моим заявлением?
– Вы думаете, что лучше было бы отдать Сашу в детдом? Или Вы думаете, что его было легко растить одной все эти семь лет? Карининых денег нет уже давным-давно, это было далеко не состояние, и брала я их в отчаяние, а ребенок остался. Вы полагаете, за семь лет я потратила на него один миллион рублей? Что ж, я Вас заверю, это не так. Глупо обвинять меня в том, что я его оставила, Вы показались мне более мудрым человеком!
– Алена Васильевна, я обвиняю Вас не в том, что Вы его оставили ребенка и вырастили, как своего…
– Он и есть мой!
– А в том, что не попытались ничего узнать. Вы могли, не надо врать, что это не так, обратиться в правоохранительные органы, у вас друзья, что надо, журналист и детектив, хотите, чтобы я поверил, что Вы ничего не могли сделать? Нет, Вы просто не хотели. И Ваше желание отрезало меня от сына на семь долгих лет.
Я замолчала, потому что ответить мне было нечего. Подняла глаза к верху и поняла, что не вижу потолка, таким высоким он был. Таким же, как и статус сидящего передо мной человека.
И это был отец моего ребенка.
Чувствовала ли я свою вину перед ним? Возможно. Дмитрий был прав, я не горела желанием искать отца. Когда пропала Карина, даже радовалась в какой-то мере. Потому что когда взяла на руки Сашу, когда мне дали его подержать сразу после того, как он появился на свет, я поняла, что он мой. Моя плоть, моя кровь, часть меня самой, моего сердца, моей жизни, моей души. Отдать его означало оторвать от себя огромный кусок. Это бы означало, что мне станет нестерпимо больно, что останется шрам, который потом, со временем, лишь зарубцуется, но не исчезнет.
Я полюбила своего сына в ту же секунду, как прикоснулась к нему. В то же мгновенье, как заглянула в его ангельские, небесно-голубые глаза.
И именно такие же глаза сейчас напротив буравили меня тяжелым, осуждающим взглядом.
Да, я была виновата. Я могла выяснять, кто его отец. Могла отдать ему Сашу много лет назад, но не сделала этого.