Вот так…
Мама Надя сидела с моряком на балкончике, и они о чем-то говорили, смеялись.
Моряк курил сигарету за сигаретой, стряхивал голубой пепел на крышу.
— Давай залезем на крышу, — предложил Ленька, — и будто бы упадем. Может, она пожалеет нас?
Мы вылезли через окно на крышу, сели у самого края. Мама Надя отлично видела, что мы рискуем жизнью, но ничего не сказала. Она вела себя так, словно нас не было не только на крыше, но и на свете!
А потом она сказала, чтобы мы готовили себе ужин, а она сейчас уедет в город и пойдет в театр смотреть веселую комедию.
Это было уже слишком, но мы промолчали.
Мама Надя надела свое лучшее платье, наше любимое платье — голубое с белым горошком.
— Какая ты красивая, — сказал моряк.
А мы и без него знали, что она красивая! Только не говорили ей об этом. Подумаешь, приехал тут, открытие сделал! Мы смотрели на моряка и старались улыбаться.
Он был весь блестящий, чисто выбрит, на брюках — острые складки.
— Я больше в негра играть не буду, — шепнул мне Ленька, — а ты почаще брейся.
Мы проводили их до калитки.
— Когда приедешь? — спросил Ленька, шмыгнув носом.
— После спектакля, — весело ответила мама Надя.
Мы долго смотрели им вслед. Если бы вы знали, как нам было обидно! До поздней ночи мы сидели на балкончике. И молчали. Видимо, мы получили по заслугам.
— Кортик у него, по-моему, не настоящий, — сказал Ленька.
— Нет, кортик у него настоящий, — возразил я.
— А, может, он и не моряк, — сказал Ленька. — Бывают такие: форма морская, а моря и в глаза не видели.
— Нет, — сказал я, — это настоящий моряк. Он плавал по настоящим морям и океанам. И как бы ему не приходилось трудно, пуговицы на его кителе всегда сверкали. И как бы ему ни было трудно, он не забывал ее, которую знал еще тогда, когда не был моряком.
— Тогда понятно, — сказал Ленька.
Дачный поселок спал. Одни мы не спали. Ждали маму Надю. И совсем не трудно догадаться, о чем мы с ним думали.
— Ты разбуди меня, если я усну. — Попросил Ленька. — Как только она вернется, сразу разбуди. Мне необходимо с ней серьезно поговорить. Ладно?
Толстая тетя в голубом халате
Есть такая песенка: «Надену я белую шляпу, поеду я в город Анапу».
И очень часто, устав от работы, мы вспоминали эту песенку, из которой знали всего две строчки.
Анапа была для нас — неизвестно почему — символом жизни, пронизанной солнечным светом, теплым и беззаботным краем, где все люди добры и красивы, где есть море — то самое чудо природы, которое мечтает увидеть каждый и которого мы еще не видели.
Белую шляпу я купил зимой. Примерил — здорово! Без шляпы я самый обыкновенный человек, а надену ее, и — появляется в моем облике что-то солидное.
Долго мы не могли собраться в Анапу, пока однажды не взглянули друг на друга и не решили:
— Едем! В Анапу!
Я отказался от нового костюма, мама Надя — от туфель, а Ленька дрожащим голосом заявил, что может прожить и без велосипеда. И добавил:
— По крайней мере, это лето.
В поезде нам стало известно, что мы «дикие». Оказывается, так называют нормальных людей, которые едут отдыхать без путевок.
Об этом нам сообщила толстая тетя в голубом халате. Сама она ехала в Дом отдыха. Мы не стали ее расспрашивать, для чего ей ехать в Дом отдыха, ведь еще больше растолстеет! Пусть, не жалко…
— Надену я белую шляпу, — запел Ленька.
— А где шляпа? — спросила мама Надя.
Стали искать.
Даже в чемодан заглянули.
Пропала шляпа!
— Вот, пожалуйста, — сказала толстая тетя в голубом халате, — плацкартный вагон. В купированных вещи не теряются. А всего лучше ехать в мягком.
— Встаньте-ка, — попросила мама Надя.
Тетя встала, мы взглянули на сиденье — шляпы как не бывало. То есть она была, но главного — вида — у нее уже не было. А у шляпы главное — вид.
Тетя чуть не расплакалась, предлагала нам деньги, свою шляпу, хотела записать наш адрес. Мы объяснили, что шляпы нам не жалко почти, выбросили ее в окно и помахали на прощание рукой.
А в Москве на вокзале мы ловко сбежали от тети.
Надо ли рассказывать, как хорошо нам было? Мы долго стояли на Красной площади, смотрели на смену почетного караула у входа в Мавзолей, прошли по улице Горького, потолкались в арбатских магазинах и — сели в поезд.
В купе с нами ехал студент и важный дядя. Студент у соседей дни и ночи играл в преферанс, и мы его почти не видели.