— Да, — с усилием согласился отец. — Однако и хорошие люди иногда ошибаются.
— Я знаю.
«Милый ты мой человечек. Рано же тебе пришлось жить воспоминаниями. И виноват в этом я».
— И ведь мама тоже очень хороший человек, только очень сердитая, — сказал сын. — Да?
— Конечно.
— А я? — с застенчивой улыбкой спросил он.
— Ты молодец.
— Нарвем ей завтра цветов?
— Обязательно. А ты не хочешь спать?
— Ни капельки. А ты?
— Тоже нет.
— Я так боялся, что мама меня не пустит. А она отпустила. Сразу. Только очень просила, чтобы мы поймали ей хотя бы одну рыбку. И цветов просила.
— Рыбка от нас не зависит. А цветов будет много.
— А помнишь, мы ездили за подснежниками? Помнишь, первый цветочек нашла мама, потом я враз три штуки, а ты долго не мог найти ни одного?
Отец кивнул.
— Ты постарайся поймать рыбку, ладно?.. Знаешь, тут дело не в рыбке… Она просила… понимаешь? Постараемся, а?
Отец кивнул.
«Ты добрый, малыш. Тебе будет тяжело. Или, наоборот, — легко. Я долго считал, что быть добрым трудно. Но потом оказалось, что самое трудное — быть бескорыстным. Идти на жертву ради другого, будучи уверенным, что ее оценят — легко. Куда тяжелее быть просто бескорыстным».
— Разбуди меня пораньше, — уже совсем сонным голосом попросил сын и положил голову на колени отца. — Бабушка сказала, что от тебя нельзя ждать рыбки. Докажем ей, что можно? Ладно?
«Ты настоящий мужчина, малыш. Во всяком случае, мужественности тебе не занимать. Я-то знаю, как даже тебе с ними тяжело… Я разбужу тебя рано. Завтра у нас с тобой счастливый день. Наш день».
Отец долго смотрел на костер и когда отводил глаза в сторону, то еще мгновение как бы продолжал видеть огонь, а затем — ничего не мог разглядеть вокруг.
Сидеть было неудобно, но он старался не шевелиться. Старался даже не думать. Нога приятно онемела — голова у сына тяжелая и горячая.
«Только перед тобой я и виноват. Перед всеми другими — ровно настолько, сколько и они передо мной виноваты. И знаю: куда бы я ни ушел, что бы я ни делал, все отразится на твоей судьбе. Мы с тобой всегда вдвоем. Везде. Всегда».
Уснул он незаметно для себя, привалившись к дереву, спал недолго, но глубоко. Проснувшись, он осторожно подержал голову сына на руках, опустил ее на рюкзак и встал, чтобы бросить веток в погасший костер.
«Надо поймать рыбу. Сегодня я просто обязан это сделать».
Еще в полутьме отец прошел вдоль берега, спустился к омуту.
«Я должен, я обязан поймать рыбу. Рыбу, а не рыбку».
Он насадил червяков, укрепил удилища на рогульках и вернулся к сыну.
Костер пылал, и на вздернутом носу мальчишки выступили капли пота.
«Как мне не хочется будить тебя!»
— Ты уже проснулся? — спросил сын, не открывая глаз.
— Вставай, чай готов.
— А мы сегодня поймаем рыбку?
— Во что бы то ни стало.
— Хорошо поспал, — сказал сын, садясь. — Помнишь, когда я был очень маленьким, еще в школу не ходил, ты приехал из командировки рано-рано и никак не мог меня разбудить?
Отец кивнул.
— Понимаешь, необходимо поймать рыбку. Она очень просила.
— Поймаем.
— Это будет здорово.
Когда рассвело, они уже кончили завтракать, собрали остатки еды, вымыли посуду, залили костер.
— Идем, — коротко сказал отец и двинулся по тропинке.
К воде они спускались осторожно — не потому, что берег был скользок от росы и обрывист, а потому, что боялись взглянуть на поплавки.
Взглянули.
Поплавки были неподвижны.
Сын громко вздохнул.
«Почему мне сегодня так хочется поймать рыбку? Потому, что этого хочет он?»
Отец несколько раз без надобности переменил червяков. Сын часто уходил побродить по берегу.
«Мы сегодня вытащим рыбу. И совсем не важно, кто из нас троих и почему хочет этого».
Солнце уже начало пригревать.
— Пойдем за цветами, а? — спросил сын.
— Нет, мы должны поймать рыбу.
— Хорошо.
«Бедный малыш».
— Давай договоримся так, — сказал отец. — Ты делай, что хочешь, а я буду рыбачить.
Сын кивнул, но больше не уходил.
— Мне тоже хочется бросить это дело, — сказал отец. — С удовольствием бы бросил. Но я почему-то уверен, что будет рыба.
Сын повеселел, сказал:
— Я тоже уверен. Но просто обидно и зло берет.
Они стояли молча, не глядя друг на друга.
И обоим стало невмоготу.
— Ничего, ничего, — пробормотал отец.
А солнце уже пекло вовсю.
— Ты же знаешь, — сказал сын, — что в это время клева вообще не бывает.