— Дом у нас богатый, — весело согласилась Анна.
— А я бы его спалил! Что мне в нем?
— Ребятишки с молоком завсегда. Вот что.
— А если я сейчас головой в прорубь?!
— Ну и дурак… — Анна растерянно и жалко улыбнулась, чтобы не брызнули слезы; прикрыла лицо рукой, будто от ветра.
— Му-у-у-торно мне, — протяжно пожаловался Егор, закинув голову. — Мутит меня, понимаешь?
— Нет, — призналась Анна.
— Ну поверь тогда, раз не понимаешь. Поверить ты можешь? Можешь ты поверить?
Анна отрицательно покачала головой и заплакала тихо, без голоса, только слезами.
— Почему не можешь поверить?
— Да не верю потому что и… все.
— Ладно тогда. Я скоро приду.
«Хоть бы в чайную!» — подумала Анна.
А он просто так брел никуда. В чайную бы — это хорошо. Да не поможет. И пробовать даже перестал давненько: хоть литрами в себя зелье вливай, голова все о том же соображает, а на душе еще муторнее. С Варварой бы — как с бабой, да тоже не поможет. А — почему?
Очнулся — стоит он у ее дома.
Коленом открыл дверь, прошел в сени, другую дверь на себя рванул, шагнул через порог и сразу услышал:
— Пожалей меня. Не мучь. Уходи.
Егор мотнул головой — шапка слетела, вперед ступил, пошевелил плечами — полушубок на пол.
— Уходи. — Варвара потянулась к нему, но Егор как бы отмахнулся:
— Не гони. Сам уйду, когда надо будет. И сядь. И сиди. И отвернись. Чтоб я глаз твоих не видел. Больно много в них… всякого.
— Тогда… зачем пришел?
— А некуда мне больше… Люблю я тебя, наверно. Очень, к тому же… Да разве в этом дело?
— Человек ведь я, — Варвара вся к нему тянулась, но он стоял так недвижимо, что она только пальцами рук шевелила в воздухе, да и то боязливо. — Сил моих нету…
— Жару-то в тебе сколько, — сказал Егор. — Пахнешь вся огнем-то своим… Да нельзя. Еще муторнее станет. Потом-то.
Варвара, покачнувшись, тяжело отошла к окошку, спросила тоже тяжело:
— Чего ж ты от меня хочешь?
— Не знаю. Раньше вроде бы знал. Можно, конечно, и твоей точкой зрения воспользоваться. Но все равно душа на свое место не вернется. Другое ей что-то требуется.
— Тогда забудь про эту дверь! — шепотом крикнула Варвара. — Уходи! К жене своей!
— Жены моей не задевай, — строго посоветовал Егор. — Ну как ты понять не способна…
Зарыдала Варвара в голос. Всей своей красотой упала на кровать, забилась.
И не слышала, как подошел Егор, долго стоял над ней — ну ровно над могилой, — смотрел на голубенькие жилки на белых ногах, долго смотрел — голова заболела.
— Мне, может, тебя сильнее охота, чем тебе меня, — сухим голосом выговорил он, — да., тем пустее потом-то будет. Знаю.
— Выворотень ты, выворотень! — сквозь рыдания крикнула Варвара. — Сам упал и мне жизнь придавил!
Изо всех сил хлопнул Егор дверью, чтобы не унести в ушах плач.
Шагал он по улице, держа в руках шапку и полушубок. В волосы набился снег, а в распахнутом вороте и на лице таял.
Оделся Егор на ходу, еще больше замерз — там, внутри себя. Может, и выворотень он. Только — что его корни выворотило? Какая сила его опрокинула?
Мимо своего дома прошел Егор, не заметил. Лишь где-то, уже за поселком, во тьме кромешной, оступившись по колено в снег, опамятовался. Обратно он почти бежал, будто вспомнил о чем-то, торопился рассказать Анне; перешагнул порог, заговорил:
— Уедем отсюда. Дом и живность продадим. В южных местах заживем. Ребятишек виноградом питать будем. Яблоками там разными.
Анна спросила:
— Разлюбил меня, что ли?
Медленно загасла лампочка под потолком — это отключили движок.
— Как же так? — снова спросила Анна, хотя Егор и на тот вопрос еще не ответил. — Все хорошо было и вдруг… — Она машинально разжигала керосиновую лампу. — Моложе она меня, конечно. Это я понимаю. Соком налилась, как помидор в валенке. В фигурах вся. Но ведь мы с тобой сколь годов…
— Выслушай меня по-доброму, — попросил Егор, все еще не садясь. — Только оба уха раскрой. Закрутилась ты в этом… домашнем быту. А не это счастьем называется. Не дом, не свинья, корова, муж, ребятишки… Земля-то планета! Она в мировом пространстве вертится! Круглая она! А для тебя она плоская. И на месте стоит, не движется. На ней дом твой собственный. Твоя свинья пятачком ее роет. А вот доживем мы с тобой, предположим, до коммунизма. И дома у всех будут бесплатные, и коровы автоматические, свиньи — тоже автоматы. Что тогда делать-то будешь? Об чем думать? Чем заниматься-то будешь, спрашиваю?