Она недоуменно пожала плечами, и Виктор проговорил:
— Это вы странная, а не я.
— Я не странная, — сказала Натали, — я просто нелепая. Да, да. У меня как-то глупо получается. То есть не глупо, конечно, а… Когда папа ушел на фронт…
И Натали впервые в жизни рассказала о себе. Рассказывая, она не смотрела на Виктора, даже вроде бы и забыла о нем, хотя каждым своим словом обращалась к нему.
— Мне жаль маму, — устало заканчивала она, — и себя тоже. У всех есть дом, а мне противно приходить туда. И я часто слоняюсь по улицам, чтобы прийти домой позднее, быстренько что-нибудь съесть на кухне и — в свою комнату. Но и там плохо. Только когда с головой накроюсь одеялом, тогда я одна. А утром я убегаю.
— Давай на «ты», — предложил Виктор, — и пойдем в тамбур.
А была уже ночь.
— Да, никакая ты не цып-цып-цып, — сказал Виктор. — Поступай в институт, лучше, конечно, в Москве, и будешь жить нормально.
— А мама?
— А ей еще хуже, когда ты рядом. Со мной примерно то же самое было. Только у меня мачеха. И отцу было стыдно передо мной, она помыкала им.
— Ты ушел от них?
— Отец умер. А мачеха просто попросила меня удалиться. Я тогда техникум заканчивал. Дали место в общежитии.
Поезд летел под звездами. Небо слилось с землей.
— А как ты дальше жил?
— Да вот так… История у меня получилась. Надо мне жениться, то есть вынужден я жениться.
— Вынужден?
— Даже и не знаю, как это получилось. В общем, она ждет ребенка. А я ее не люблю.
— А я думала, что это бывает только из-за любви.
— И я так думал, а получилось… Ну, понимаешь… я один. Ни отца, ни матери. Никаких даже родичей. А она по-доброму ко мне подошла, по-хорошему. Рубашки мне однажды выстирала, а я чуть не в слезы… ну и…
— А она-то тебя любит?
— Да ведь смотря что понимать под словом "любовь». Она считает, что любит.
— Ты много куришь.
— Да вот разоткровенничался… не знаю, зачем.
— А я? Я ведь тоже тебе все рассказала. Мне тут подумалось, когда ты уходил, что могу тебе чем-то помочь. Только не знаю, чем.
— Интересно. — Виктор помолчал. — Нет, ничем и никто не поможет.
Вслушиваясь в тихий голос, Натали почувствовала тяжесть своей груди, испугалась, обрадовалась… Было это с ней впервые.
И вдруг Натали пришло в голову: а ведь она может полюбить. Очень просто: влюбиться и — все! И он ее полюбит. И будет счастье.
Они слишком быстро и откровенно рассказали друг другу о себе, были еще совсем чужие, но уже что-то сблизило их, они застыдились этой близости и молчали.
Натали замерзла.
«Дурочка ты дурочка, — пронеслось в голове, — забудет он о тебе завтра же… А ты?»
— Пора спать, — сказал Виктор.
Устраивая постель, Натали больно ударилась лбом о верхнюю полку, а Виктор шепнул:
— До свадьбы заживет.
Она, не раздеваясь, забралась под одеяло и расплакалась. Сначала она думала, что плачет от боли, но оказалось — от радости. И еще ей было стыдно. И она ничего не понимала.
А тут вдруг стук колес стал тревожным.
Натали словно лишь сейчас осознала, что едет одна, едет в Москву, что дома остался отчим, а глаза у мамы тоскливые; что когда стоишь рядом с Виктором, приятно и стыдно…
И уснула.
В Москву поезд пришел рано утром. Теплое солнце только-только поднялось.
Москва… Сначала она подействовала не своим обликом, а самим сознанием, что это — вот это! — Москва.
Натали стояла на привокзальной площади. Стояла и смотрела. Она еще не успела оглядеться, а уже переживала чувство, которое можно назвать чувством Москвы. Самое яркое ощущение, вызываемое им, состоит в душевном очищении: душа твоя светлеет, отбросив все будничное, мелкое. Так бывает, когда ты в Москве впервые…
До вечера бродила Натали по Москве, узнавая и не узнавая ее: это была Москва живая, а не картины и фотографии. Она оказалась и скромнее, и величественнее.
Красная площадь поразила уютностью, и даже Спасская башня выглядела не очень огромной. Так всегда бывает, когда впервые видишь значительные по сути своей сооружения — в твоем сознании их значительность невольно связывалась с внушительными размерами.
О Викторе Натали вспоминала с грустью и недобрым предчувствием. Она нисколько не сомневалась, что вот-вот они встретятся, и почему-то боялась этой встречи.
Расстались они в поезде странно. Натали сказала «до свидания», думая, что он предложит сойти вместе, а он ответил «до свидания», даже не взглянув в ее сторону, и она ушла одна.
Сейчас она уже не понимала, как могла обижаться на него… «Видимо, я очень глупая, — подумала она, — ничего-то я не понимаю. Действительно, цып-цып-цып».
За день Натали не догадалась поесть, и у нее неожиданно подкосились ноги.
Она купила кусок колбасы, булку и, усевшись на скамейке в сквере около Большого театра, принялась громко и радостно жевать. Сидевшая рядом усатенькая старушка морщилась, вздыхала, всем своим видом показывая предельное возмущение.
— Хорошо поела, — сказала ей Натали и почти сразу же заснула, свесив голову на грудь, опустив руки. Сон продолжался недолго — может, всего несколько секунд, но она проснулась отдохнувшей, потянулась и легко вскочила.
Нет, она не подумала, что это ей снится, и все-таки это было похоже на сон: она в Москве!
И уже не верилось, что есть на свете такое существо, как отчим, и уже верилось, что спасет маму от него. И еще верилось, что они встретятся с Виктором, и встреча эта будет какой-то особенной. Она многое изменит в жизни Натали.
Неожиданно она вышла на Красную площадь.
— Вот мы и встретились.
— Вот так встреча… — радостно и растерянно пробормотала Натали.
— Ничего особенного, — грустно ответил Виктор. — Гора с горой не сходятся, а человек с человеком да еще в Москве, да на Красной площади…
— Я все бродила, бродила… потом есть захотела… чуть не уснула… Я думала, я ее знаю, а она совсем не такая…
— Ты где остановилась?
— Как — где? Вот тут. Перед тобой.
— Ночевать где будешь?
— Не знаю.
— Да-а, — протянул Виктор, словно она сообщила ему что-то очень печальное.
— Да ну! — отмахнулась Натали. — Пойдем лучше, знаешь, куда? В ресторан! Ни разу в жизни не была. А?
— Вино пить, водку, коньяк или ликер?
— Пить я буду чай или какао, — строго сказала Натали. — И попрошу вас с шуточками ко мне не относиться. Я не цып-цып-цып. Ясно?
— Ясно. — Виктор грустно усмехнулся. — Ты еще узнаешь, как я к тебе отношусь.
Поздно вечером пришла сияющая нянечка и принесла записку:
«Натусь! Сегодня вернулся из командировки. Принял ванну и сразу к тебе. Съездил удачно. Напиши, что тебе прислать из продуктов.
Я знаю все. Крепись.
Игорь».
— Обходительный он у тебя, — с гордостью сказала нянечка, — чистый такой, нарядный, вежливый. Ответ давай пиши.
— Скажите ему, — тихо проговорила Натали, — что… что я писать не могу, и мне ничего не нужно.
— Да ты, милая, одумайся… человек-то к тебе как…
— Мне от него ничего не надо.
— Охо-хо, — нянечка вздохнула. — Чего только здесь не наглядишься… любые выверты… Посоветую ему, чтоб витаминов тебе принес.
Мороз пробежал по коже, когда Натали шагнула в распахнувшуюся перед нею дверь ресторана.
Седобородый швейцар с мудро-плутовской улыбкой, не пошевелившись, машинально произнес:
— Милости просим.
— Здравствуйте, дедушка, — дрожащим от необыкновенного ощущения голосом сказала Натали, а Виктор больно дернул ее за локоть.
Они медленно поднимались по широкой, из белого мрамора лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, а сверху к ним спускалась тоже Натали в синем платье, перехваченном пояском, и тоже высокий кудрявый парень в черном костюме.
— Зеркало это, зеркало! — воскликнула Натали и рассмеялась так звонко, что Виктор за руку оттащил ее в сторону.