- Но этого так и не произошло, — предположил он, кивнув.
- Этого не произошло, потому что Фрэнк? Женился . Так что мы застряли в аренде на полтора года, живя в арендном доме, который не могли себе позволить, и вот мы здесь.
- Почему вы остались после полутора лет?
Я поднимаю руки, театрально пожимая плечами. - Она сказала, что не хочет снова вырывать нас с места. Я не жалуюсь, потому что мне нравится жить в доме, а не в квартире, но стресс от жизни так далеко за пределами наших возможностей... не очень. Нам приходится платить так много за аренду и коммунальные услуги, что, как ты видел в продуктовом магазине, у нас нет денег на жизнь».
- Это отстой, — сочувственно говорит он.
- Так и есть. И наша аренда скоро закончится, но я не думаю, что она снова будет ее продлевать. Ее парень теперь живет в городе, и я не знаю, как она думает втиснуть нас всех в его двухкомнатную квартиру, но, похоже, это ее новый план.
- У него есть дети?
- Нет. Он молод. Я качаю головой, уставшая от одной только мысли об отношениях моей матери.
- Могу поспорить, ты будешь рада поступить в колледж и отвлечься от всего, — говорит он.
- Не думаю, что мы сможем себе это позволить. Лена собирается в Бостонский колледж; она хотела, чтобы я пошла туда вместе с ней, но это невозможно. Я собираюсь взять отпуск на год, найти работу, всё уладить. А там посмотрим.
- У них есть стипендии, — отметил он.
Я пожимаю плечами, не особо желая об этом говорить. - А ты? Ты собираешься в колледж или остаешься здесь?
- Никакого колледжа, — говорит он, глядя на пиццу, а не на меня.
Нахмурившись, я спрашиваю: - Почему? Не то чтобы его семья не могла себе этого позволить.
Его губы дергаются в крошечной, невеселой улыбке. - В моей работе это не нужно.
А, ну... конечно. Я сглатываю, наблюдая, как он продолжает избегать моего взгляда. - Это... эм... Я имею в виду, очевидно, знаю только то, что видела в фильмах и сериалах, но ты не мог просто отказаться, если бы захотел?
Слегка покачав головой, он говорит: - Нет. Матео пришлось бы меня выпустить, но он этого никогда не сделает.
- Почему нет?
- Потому что он придурок.
Я киваю, глядя на свою пиццу. - Кто такой Матео? Он босс? Или...?
- Да, более или менее. Его отец по-прежнему глава семьи в патриархальном смысле, но Матео — фактически глава.
- Это как в «Клане Сопрано»? — спрашиваю я, тут же чувствуя себя глупо, когда он ухмыляется мне.
- Нет. Он немного смеется, роняя пиццу на тарелку. - На самом деле, моя семья не совсем то, что ты думаешь. Мы не часть изначальной сицилийской мафии. Аль Капоне, все то, что ты видела, — это не совсем мы.
- О. Это не так? Но я думала…
- Нет. Моя семья начала это здесь — не в Италии, я никогда там не был, и, вероятно, никогда не буду. Мы не они , просто... мы итальянская преступная семья, которая насчитывает четыре поколения — как нас будут называть, ты знаешь?
- Так ты не…? Я хмурюсь, растерянно. - А в чем разница?
- Мы просто делаем все по-своему. Как плохие парни, которые сами себя сделали, я полагаю. Думай о настоящей мафии как о старых деньгах, а о моей семье как о новых деньгах. Чужаки могут называть нас одним именем, но для нас есть различие. Например, в настоящей мафии она не так одержима кровью, как моя семья. У нас есть люди — солдаты, соратники — которые не связаны с нами, но основные люди? Вся семья. За одним исключением, все связаны кровью. В нашей семье есть выводки детей — мой отец один из семи. Это патриархально — отец Матео был боссом до него, его отец был боссом до него, его отец был боссом до него. У Матео пока нет сына, но когда он появится…
- Следующий босс, — заключаю я.
Он кивает один раз. - Если, конечно, что-то не прервет линию. Если кто-то когда-нибудь успешно убьет Матео, все может измениться.
- Боже мой, — говорю я, широко раскрыв глаза. - Неужели любовь не потеряна?
- Хм?
Я слегка улыбаюсь. - Просто странно слышать, как кто-то так небрежно говорит о том, что члена семьи могут убить.
- Они все ублюдки, — говорит он смиренно. - Все мужчины в моей семье. Но линия Матео самая худшая. Его отец — больной ублюдок, и Матео оказался не намного лучше.
- А как же твой отец? — спрашиваю я, играя соломинкой.
- Больной ублюдок. Если фамилия Морелли и у них есть пенис, просто считай, что они больные ублюдки.
Я выдавливаю улыбку. - Ты не больной ублюдок.
- Посмотрим, — говорит он, как будто это не имеет значения. Подняв пиццу, он говорит: - В любом случае, нам не стоит об этом говорить.
- Мне нравится узнавать что-то новое о твоей жизни, — говорю я ему.
Слегка кивнув, он говорит: - Я понимаю это, но не хочу вовлекать тебя в это. Хочу держать тебя отдельно.
- Я никому ничего не скажу, — говорю я ему, отщипывая очередной кусочек колбасы от пиццы. - Это, должно быть, утомительно — беспокоиться о том, чтобы сохранить всю свою жизнь в тайне и сегментировать ее таким образом. Ты не должен делать этого со мной.
Поднимаю глаза и ловлю его взгляд, он смотрит на меня, нежный блеск в его глазах мгновенно выпускает рой бабочек в моем животе. Я застенчиво улыбаюсь в ответ, а затем порчу улыбку, засовывая в рот еще одну сосиску.
Глава восьмая
- Твой парень общался с какой-то другой девчонкой перед школой — они выглядели мило.
Я поднимаю глаза, когда поднос Лены ударяется о стол в кафетерии, и замечаю, что она выглядит одновременно самодовольной и стервозной. - Прости?
- Просто подумала, что стоит тебе рассказать, — заявляет она.
- Какая девушка? — спрашиваю я, слегка нахмурившись.
- Очень симпатичная. Думаю, Минка Келли. Я не хожу с ней на занятия, так что не знаю. Сделав вид, что удивлена, она говорит: - Наверное, мне все-таки не придется с ним целоваться!
Я закатываю глаза, желая, чтобы она просто отпустила это. Мы снова разговариваем, но она все еще отпускает странные ехидные комментарии. Я не сказала ничего, что было бы неправдой, и не собираюсь извиняться на этот раз просто для того, чтобы сохранить мир.