«Значит, уже поздно!» – по крайней мере, ему ответ казался очевидным. Несмотря на все его предостережения она влюбилась.
Странное двойственное чувство! Вроде бы именно к этому он стремился – покорить, влюбить в себя, чтобы было проще поиметь.
Отчего же тогда не радостно на душе? Отчего она рвётся на части?
- Ох, малыш, я ведь предупреждал, просил не влюбляться. Мы с тобой, как два полюса, как две параллельные Вселенные – слишком разные и не пересекаемся ни в одной из точек. Я – одинокий волк, и не создан для любви и семьи. Я не из тех, кто до гроба хранит верность одной женщине. А ты... ты однажды обязательно выйдешь замуж. Станешь идеальной женой, родишь ребёнка... – Ревность незаметно вползла змеей и впилась острыми зубками прямо в сердце, медленно выпуская яд, – какому-нибудь мудаку, который не достоин твоей любви и ничем тебя не заслужил! И никогда в своей никчёмной жизни не оценит, какое сокровище ему досталось!
«Блядь! Что за херь я несу?! Откуда вдруг весь этот пафос?! Что же нам с тобой делать, моя Маленькая?» – билась в голове мысль.
Ирина молчала, ошарашенная словами Сергея, не меньше, чем он сам.
- Послушай, малыш. Я человек, у которого недостатков гораздо больше, чем достоинств. Я часто бываю неоправданно жесток. Я привык, чтобы мне подчинялись. Женщина, находящаяся рядом со мной, станет самой счастливой и самой несчастной одновременно. Потому что я эгоист и собственник. Жизнь со мной – это жизнь, пусть и в золотой, но в клетке.
- Что значит в клетке, Серёж?
- Это значит, моя женщина получит всё, что пожелает, кроме свободы. Только я один буду решать, с кем ей общаться. Она сможет покидать дом лишь в сопровождении охраны – всегда и всюду под контролем. Не потому, что я не доверяю, а в целях безопасности. Никаких прогулок в парке, походов по магазинам и посиделок с прежними подружками. Теперь ими станут жёны и женщины моих друзей. Даже родителей ты сможешь увидеть, КОГДА и ЕСЛИ я позволю. Ты меня понимаешь, малыш? – Сергей выдал тираду признаний на одном дыхании и осёкся.
Он должен довести этот разговор до конца, потому что слишком много сказано из того, о чём не собирался говорить. Никогда. Никому. Он вообще не считал нужным кому-либо что-либо объяснять. И давно привык к тому, что ни одна из пассий даже не пыталась его понять. Ему было наплевать – понимают его или нет. Всегда было наплевать!
Только не сейчас! Не с Ириной!
- Малыш, ты не будешь видеть меня неделями, может, месяцами. Мне просто позвонят – не важно, утро или ночь, Новый год или День рождения, свадьба или похороны. Я обязан буду поехать. И я не знаю, вернусь ли... Иринка, я безумно хочу, чтобы ты стала моей… Только, подумай… Хорошо подумай, нужна ли тебе такая жизнь, малыш?
- Серёженька, ну, что ты такое говоришь?
- Твою мать, ты не понимаешь! – Сергей в отчаянии шарахнул кулаком по подлокотнику кресла.
Опять эти фраза и интонация, имевшие над ним необъяснимую и абсолютную власть. Услышав их, он готов был сделать для Ирины, что угодно. Наверное, даже простил бы ей то, чего никому и никогда не прощал.
- Мне нужен ты, Серёжа, – вырвалось у девушки первое признание. – А значит, я приму и всё то, что с тобой связано.
Сергей только вздохнул в ответ. Маленькая наивная идеалистка – она не понимала, во что ввязывается. Как ни старался он объяснить, она не понимала, насколько изменится её жизнь.
***
Ирина задумчиво погрызла ручку, уставившись на тяжёлые свинцовые тучи за окном. Последний разговор с Сергеем никак не выходил из головы.
Почему он всё время рассказывает о том, какой плохой? Может, просто не хочет с ней общаться и не знает, как сказать об этом? Нет, не похоже. Не производит он впечатление человека, который станет тратить время на ненужную ему ерунду. Он из тех, кто не полезет за словом в карман, в любой ситуации найдёт, что сказать и сделать. Если бы желал поставить жирную точку в их общении, вряд ли его что-то остановило бы.
Ирина оторвалась от созерцания осеннего пейзажа за окном и уткнулась в тетрадку. Стрежень шариковой ручки забегал по бумаге, царапая тонкий клетчатый лист.
Скажи, почему ты сейчас не со мной?
Зачем от меня ты всё время далёко?
Нет-нет, я не верю, что может такой