«Так выглядят сердечные больные», — подумал командующий, но не стал углубляться в расспросы о здоровье Мессера. Он разложил на столе карту западной части Черного моря и указал на мыс Калиакрия. Потом острие указки из слоновой кости тонкой работы скользнуло по карте до Царьграда.
— Вот район ваших действий, — сказал он. — В состав вашей эскадры я включил лучшие корабли. Среди них фрегат «Рафаил» — с верфи прямо на войну. Прошу понаблюдать за ним.
Грейг не обманывал, он действительно включил в эскадру Мессера самые мощные, самые надежные корабли флота: три настоящие плавучие крепости по сотне орудий на борту — «Император Франц», «Пимен», «Иоанн Златоуст», — два фрегата, два брига, бригантину и совсем нового «Рафаила», построенного по его собственным чертежам.
— После завершения операций по форсированию Дуная и взятию Кюстенджи ваша задача будет состоять в крейсерстве от Калиакрии до Царьграда. Держите под контролем все морские крепости и в особенности Варну. Не допустите появления турецкого флота перед Варной.
Мессер молча слушал указания главного командира флота. Грейг знал, что они будут исполнены точно и педантично. Два вице-адмирала попрощались.
Через несколько часов линейный корабль «Император Франц» поднял вице-адмиральский флаг. Эскадра Мессера двинулась к болгарским берегам.
День шел к концу. Окрашенные в оранжевый цвет облака предвещали ветреную погоду. Грейг со скрытой тревогой смотрел на горящий закат. Дела при Анапе шли и так не блестяще. Не хватало только плохой погоды вдобавок. Разведка доносила, что от Геленджика к Анапе движутся два транспортных турецких корабля с десантом. Крепость непрерывно получала подкрепления по суше, а теперь пыталась и по морю. С этим положением вице-адмирал не мог примириться. Если погода ухудшится, а сильный ветер и волнение воспрепятствуют работе корабельной артиллерии, то положение осаждающего отряда может стать критическим. На позициях под Анапой стала распространяться эпидемия. Силы отряда ослабевали, а многочисленные турецкие части непрестанно атаковали их. Князь Меншиков настаивал на постоянном артиллерийском огне. Главный лекарь флота Павловский докладывал о большом количестве больных и раненых. В синих глазах адмирала таилась тревога. Уже полмесяца прошли безрезультатно. Если крепость продолжит сопротивляться еще пятнадцать-двадцать дней, то провал будет неминуем: пройдут все контрольные сроки генерального штаба. Это будет означать и провал главного командира флота. Что от того, сколь многое он сделал для Черноморского флота… Все одно: либо падет Анапа, либо падет он сам…
В вишневом саду Клавдии Ивановны жары не ощущалось. Гостьи, рассевшись вокруг подвесных столиков в удобных плетеных креслах, лакомились мороженым и вели оживленные беседы. Только Софья Петровна сидела молча, задумавшись, как бы чужая в этой пестрой и шумной дамской компании. Дамы и барышни — подружки и знакомые Клавдии Ивановны — обсуждали, как провести утреннее посещение больницы. Не достаточно просто желания посетить раненных воинов и одарить их улыбками и сочувственными взглядами. Можно ли появляться перед героями с пустыми руками? Красивая блондинка, супруга одного из старших офицеров, предложила организовать открытый бал с благотворительной целью. Идея сначала воодушевила женщин, но их энтузиазм быстро пошел на спад. Отсутствовали молодые офицеры. А какой бал без кавалеров…
Софья Петровна извинилась и, оставив дам ломать головы над этой тяжелой проблемой, уединилась в библиотеке Карла Христофоровича. Этим утром она получила второе письмо от мичмана Кутузова. Как и прежде, она прочитала его вслух перед всеми, потом просмотрела его еще раз в своей комнате и теперь, в тишине библиотеки, она читала письмо в третий раз.
«Уважаемая Софья Петровна,» — писал мичман, — «может, это письмо Вы не получите, если счастье мне изменит. Я остался жив и здоров, так что продолжаю беспокоить Вас своими письмами. То, что Анапа пала, для Вас, Софья Петровна, наверняка не новость, но мне хотелось, чтобы Вы получили подробности именно от меня, Вашего преданного друга и кузена, непосредственного участника тех событий. Крепость сдалась после ожесточенного сражения. Самый горячий день был двадцать восьмого мая. Наши славные егеря и матросы изумляли мусульман своей невиданной доселе храбростью. Молодцы! Попробуйте, дорогой друг, перевести это слово на французский, английский или немецкий. Ничего не получится! Оно имеет истинный смысл только на русском языке…»