В общем-то, не моя вина, что на свете существуют двойники. Или, по крайней мере, люди, очень друг на друга похожие. Только вот кузен графа Вассенберга допроса не пережил. И тоже не по моей вине, ведь мы даже не успели взяться за инструменты. Уже при первом ознакомлении с ними обвиняемого, когда я вежливо пояснял принцип действия пилы для костей, кузен графа внезапно охнул, побагровел, вытаращил глаза, а потом как был — красный и с вытаращенными глазами — помер на моем столе. Потом оказалось, что был невиновен (ошибка во время ареста), однако, не умри он столь внезапно, все мог бы и сам объяснить. Но произошло то, что произошло, и теперь я имел несчастье испытать на себе епископскую немилость, поскольку Вассенберги были с Его Преосвященством хорошо знакомы.
Если отберут концессию, мир внезапно станет крайне опасным местом: так уж повелось, что у инквизитора врагов больше, чем друзей. Очевидно, тогда меня покинул бы еще и Ангел-Хранитель, а жизнь без Ангела трудно вообразить. Хотя, скажем честно, жизнь под опекой Ангела вообразить тоже нелегко. Но я такую жизнь не просто воображал — за все эти годы успел к ней привыкнуть. Хотя поверьте, милые мои, это было нелегко.
Наконец ко мне подошел некий лощеный попик, распространяя вокруг себя запах дорогих духов, и взглянул сверху вниз.
— Маддердин? — спросил. — Инквизитор?
— Да, — ответил я.
— Его Преосвященство ждет. Пошевеливайся, человече!
Я проглотил обиду и лишь постарался запомнить эту дерзкую морду. Даст Бог, встретимся в более благоприятных обстоятельствах. Порой даже слуги епископа оказываются в наших мрачных камерах. И уж поверьте, там у них мигом улетучивается презрение к сидящему напротив инквизитору.
Я встал и вошел в комнату епископа. Герсард сидел, склонившись над документами. Правая рука была перебинтована, а значит, слухи о приступе подагры не были пустыми россказнями.
— Маддердин, — произнес он таким тоном, словно было это проклятие. — И почему ты, собственно, до сих пор жив, бездельник?
Он поднял взгляд. По глазам было видно, что крепко выпил. Лицо — в багровых пятнах. Все даже хуже, чем я ожидал.
— Вверяю себя в руки Вашего Преосвященства, — сказал я, низко кланяясь.
— Мордимер, Господом клянусь, отберу у тебя концессию! Что там за ересь в последних рапортах? Что это за Церковь Черной Перемены?
— Не писал ни о чем подобном, Ваше…
— Именно! — крикнул он, и голос его задрожал, а пятна на щеках заалели еще сильнее. — Зачем я тебя держу, дурень, если узнаю о новых ересях от кого-то другого?
Я в жизни не слышал о Церкви Черной Перемены, поэтому решил, что разумней будет промолчать.
— Новая секта, — сказал он, глядя исподлобья, — созданная и ведомая человеком, что зовет себя апостолом Сатаны. Скорее всего, неким священником, занимающимся черной магией. Говорят, у них уже порядком сторонников. Тебе, Маддердин, следует найти его и доставить ко мне. И, ради бога, поспеши, не то тебе крышка.
— Знает ли Ваше Преосвященство, где его искать? — спросил я таким смиренным тоном, на какой только был способен.
— Если бы знал — не приказывал бы делать это тебе, идиот, — ответил епископ и помассировал локоть. — Маддердин, чем согрешил я перед Господом, что он покарал меня такими людьми, как ты?
И снова я решил, что лучше не отвечать, — только склонился в глубоком поклоне.
— Иди уже. — Его Преосвященство устало махнул левой рукой. — Проваливай и не возвращайся без этого человека. Ах да, еще одно. Я слыхал, что в его ритуалах приносят в жертву девиц или новорожденных младенцев… или что-то в этом роде… — И оборвал себя, чтобы снова помассировать локоть.
— Когда я могу обратиться к казначею Вашего Преосвященства? — спросил я, все еще глубоко кланяясь. Тихо и вежливо.
— Вон! — рыкнул епископ, а я подумал, что в любом случае стоило попытаться.
Вышел спиной вперед и, только когда за мной затворились двери, вздохнул с облегчением. Следовало браться за работу, но хотя бы концессия пока что оставалась в безопасности. Однако если не найду еретика, мне придется туго. Впрочем, об этом еще будет время побеспокоиться.
Я вышел из епископского дворца и вдохнул свежий воздух. Вернее, воздух, преисполненный запахами сточных канав и гнили. Ибо так пахнет Хез-хезрон. Говорил ли уже вам, что се — мерзопакостнейший из всех мерзопакостных городов? Век тому король Герман Златоуст приказал сжечь Хез-хезрон, дабы выстроить на его месте Город Солнца, о коем мечтал. Но прежде чем Герман сжег город сожгли его самого, и сей замысел почил в бозе. Впрочем, не знаю, не стоило ль считать планы сжечь Хез-хезрон — грехом? Ведь, согласно традиции, основал его апостол Иаков Младший, святой защитник торговцев и купцов, и назвал Хеброн, что вскорости изменилось на Хезрон. Еще одна легенда утверждала, будто нынешнее название нашего города появилось во время без малого шестидесятилетнего владычества императора Рудольфа Стоттерера, который так и не научился верно выговаривать название «Хезрон». А вот какова была правда — о том ведал лишь Господь.