Гриффо потянулся к голенищу сапога. Не слишком быстро. Точным пинком я выбил стилет, когда Фрагенштайн уже готов был воткнуть его в свою грудь.
— Даже умереть не даете! — взревел он и снова скорчился в углу.
— Дадим, — невозмутимо пообещал я. — Но лишь когда сами этого пожелаем.
— Мордимер Маддердин, инквизитор? — спросил вставший на дороге человек.
— А кто спрашивает?
Без слов вытащил из-за пазухи документы и подал мне. Я же внимательно прочел те бумаги. Мужчина имел, ни много ни мало, охранные грамоты, подписанные аббатом монастыря Амшилас — человеком, о котором кое-кто говорил, что он более силен, чем папа, кардиналы и епископы, вместе взятые. Именно в подземельях Амшиласа допрашивали самых закоренелых и опасных отступников, именно там собирали и изучали тысячи запретных книг. Я проверил печати и подписи. Казались аутентичными, а поскольку нас, выпускников Академии Инкивизиториума, учили распознавать фальшивки, почти не сомневался в их подлинности. Отдал документ собеседнику:
— И чем могу вам служить?
— Забираю твоего обвиняемого, Мордимер, — ответил он. — А ты держи язык за зубами.
— И как вы это себе, собственно, представляете? — спросил я со злостью. — Что я должен буду сказать главе отделения Инквизиториума? Что птичка выпорхнула?
— Хайнрих Поммель будет обо всем проинформирован, — ответил человек в черном. — Еще вопросы?
— Конечно, — сказал я твердо, и он глянул на меня. Во взгляде этом я не различил ничего, кроме безразличной отстраненности, но был уверен: на самом деле он удивлен, что я, не колеблясь, его остановил. — У меня есть причины подозревать, что граф Фрагенштайн знал, кем была его любовница, и знал, что от той связи родился дьявольский помет.
Человек в черном приблизился ко мне:
— Опасно обвинять аристократа и императорского посла.
В его голосе не было угрозы. Только и исключительно констатация факта.
— Опасно скрывать правду, словно она прокаженная шлюха, — сказал я.
К моему удивлению, он усмехнулся уголками губ. В пустых глазах блеснула искорка.
— Граф Фрагенштайн уже не в нашей власти, — сказал он. — Вчера с ним произошел несчастный случай. Утонул в реке.
— И тела не нашли, верно? — спросил я, поразмыслив.
— Это река с быстрым течением и илистым дном, — пояснил он. — Что-нибудь еще?
Он даже не стал ждать ответа и быстрым шагом направился к моему арестанту.
Из тени вышли двое других мужчин (и как я мог не заметить их раньше?), двинулись за ним. Были одеты в такие же черные кафтаны и черные плащи. Являлись ли инквизиторами? Я не видел на них серебряного сломанного распятия — знака нашей профессии. Но ведь и я нечасто надеваю официальную форму функционера Святого Официума.
Мог быть уверен лишь в одном. В монастыре Амшилас набожные монахи выдавят из Гриффо Фрагенштайна каждую мыслишку, все его знания, до последней крупицы. Он станет распахнутой книгой со страницами, полными хвалебных гимнов Богу. Будет умирать, зная, что мрачное знание, которое изучал, поможет слугам Божьим находить, узнавать и карать отступников — таких, как и он сам.
Минула неделя с того дня, как я прибыл в Регенвальд. И настало время прощаний. Я получил плату от благодарного Матиаса Клингбайля и приготовился к путешествию. Когда выводил коня из конюшни, почувствовал тошнотворную вонь, словно от гниющего тела. Повернулся — и увидел шаркающего в мою сторону Захарию. Он выглядел пугающе не только оттого, что часть лица его была изодрана старыми шрамами (работа прекрасной Паулины), но и из-за огромной, едва-едва зажившей раны, что шла от угла глаза до подбородка и уничтожила всю щеку. Я знал, что всегда, вспомнив о нем, припомню и роящихся в ране мушиных личинках, которые выгрызали из его тела мертвую ткань. Но более всего я был удивлен, что он так быстро встал на ноги. Двигался все еще с трудом, но по всему было видно, что у него железный организм.
— Чего тебе, парень? — спросил я.
— Пойду с тобой.
— Зачем?
Он пожал плечами.
— А зачем мне оставаться? — ответил вопросом на вопрос. — Тебе же пригожусь…
По правде говоря, будущее Захарии в Равенсбурге вряд ли было бы таким уж беззаботным.
— А отец?
— Я ему только помешаю, — буркнул. — Пусть лучше люди обо мне забудут. Попросил его о двух конях, деньжатах, сабле, — хлопнул себя по бедру, — и одежде.
И все…
— Ну раз так… — Я пожал плечами. — Будь у ворот, когда прозвонят на вечерню.
— Спасибо, Мордимер, — сказал он, и во взгляде его я заметил искреннюю благодарность. — Не пожалеешь об этом.