— Обворовывать меня, курва? — драл горло. — Мало тебе заплатил?
Нагая девушка отчаянно стонала и закрывала руками лицо. Признаю, была ничего себе, с грудями побольше моей головы. Ну, милые мои, Фаддеус первым выбирал девок; бедный же Мордимер довольствовался тем, что осталось. Но что же, выходит, первый выбор не всегда удачен?
Подошел к ним, желая успокоить Вагнера тихим словом (поскольку Мордимер Маддердин очень смирный человек), однако вдруг в руке моего товарища блеснул нож.
Удержал его руку. Быстрее, чем смог осознать.
— Вагнер, — проговорил ласково, — это же просто девка. Можешь ее выпороть, но зачем убивать?
— Не тв'йо дело! — рявкнул, и я увидел, что глаза его безумны и полны гнева. Это меня очень разочаровало: хоть ты и пьян вусмерть, но инквизитору даже в алкогольном угаре следует владеть собой.
— Любезный Фаддеус, если убьешь эту девицу, до конца ночи останешься лишь с ее подружкой. А я тебе своих не отдам — ни одной. Даже не проси…
Глянул на меня — и внезапно гнев в его глазах погас. Засмеялся, потом хлопнул меня по спине.
— А ты пр'в, Морт'меш, — сказал, и девица, услыхав эти слова, зарыдала с облегчением. Он же глянул в ее сторону со злобной усмешкой. — Убб'ю утрр'м, — добавил, но я знал, что теперь шутит.
— Разве только что..? — поддел его.
— Разв' т'лько буд'т очень стар'цца смирить мой гнеффф, — закончил Вагнер.
— Ну точно, — сказал я. — Позволишь ли теперь мне возвратиться и закончить то, на чем ты меня прервал? А уж поверь, прервал в самый неподходящий момент.
Он покивал и поднял девицу за волосы. Та охнула, но сразу же обняла его за пояс. Они пошли по коридору к комнатам Фаддеуса; казались кораблем, лавирующим среди рифов. Девица, придерживая пьяного Вагнера, обернулась на миг в мою сторону, и я увидел, как губы ее беззвучно складываются в слово. В Академии Инквизиториума нас учили читать по губам, потому понял, что хотела сказать. И был доволен, поскольку люблю людей, которые умеют оценить оказанную им услугу. Даже если речь о таком незначительном создании, как девка из маленького городка.
Поймите правильно, милые мои, Мордимер Маддердин не был, не является и никогда не будет человеком, которого может огорчить смерть девки. Скажи мне Вагнер на следующий день:
«Знаешь, Мордимер, пришлось ту курву зарезать — обокрала меня» — вероятно, лишь пожурил бы его за вспыльчивость, но не за само решение. Однако в том-то и дело, что на сей раз в неловкой ситуации оказался я сам. К тому же не люблю бессмысленно причинять боль, как не люблю и беспричинных смертей. Ведь и Господь наш говорил: Как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то стократ сделали Мне.[5] Не верю, что спасение жизни глупой девки (а только глупая попыталась бы обокрасть инквизитора, пусть даже пьяного) — не верю, что это будет иметь значение на Божьем суде, где все грехи наши будут взвешены и сочтены. Но мне подумалось: хорошо ли для хваленых инквизиторов, что один из них оставит в память после себя труп зарезанной девки? Мы были героями Кобритца, а герои не убивают шлюх в пьяном угаре. И поверьте, лишь это да еще сохранение доброго имени Святого Официума волновало меня тогда.
Утреннее приключение напомнило о себе ближе к полудню, когда Фаддеус ввалился в мою комнату: я как раз, уже в одиночестве, отдыхал после пьянства и постельных утех.
— Не крала, — пробормотал.
— Чего?
— Упал под кровать, даже не пойму когда, — сказал. — Ну, кошель, значит. Наверное, когда раздевался или что… Утром нашел… Знаешь, Мордимер, если бы не ты — я б убил невиновную девушку!
— Мой дорогой, — сказал я, удивленный его терзаниями, — я тебя удержал лишь оттого, что полагал: две девицы займутся тобой куда лучше, чем одна. Протяни какая-нибудь курва лапу к моим денежкам, зарезал бы и глазом не моргнул. Да и поразмысли, дружище, — кого волнует жизнь девки? Ты выказал немалые рассудительность и милосердие, просто сохранив ей жизнь.
— Думаешь? — глянул на меня.
— Думаю, Фаддеус. Ведь молодому инквизитору необходим пример для подражания. И я рад, что сумел повстречать именно тебя…
Какой-то миг мне казалось, что переборщил. Вагнер, однако, заглотил комплимент, словно молодой пеликан рыбку.
— Ты мне льстишь, Мордимер, — сказал, но улыбка на его лице была искренней.
— Слишком уж я для этого прямодушен, — вздохнул я. — Иногда думаю, что надо бы научиться тому, о чем говорит поэт: Во взаимном вежестве подскажу коварно: просто должно говорить, как Господь сказал, но…