— Может, в завершение организуем какой-нибудь ужин? — спросил Вагнер. — Побольше винца, побольше жратвы, девки, музыканты. Что скажешь, Мордимер?
— Если городской совет заплатит… — я оторвался от благочестивых мыслей.
— Заплатит, заплатит, — усмехнулся он. — Ведь они не знают, а не потребуется ли им через месяц или год наша помощь снова. И поэтому вряд ли им бы хотелось, чтобы запомнилось, как мы уехали из Кобрица голодные и томимые жаждой…
— Святая правда, Тадеуш, — поддакнул я.
* * *
Горожане были нам искренне признательны за истребление шайки волколаков, поэтому устроили ужин, может не роскошный, но, по меньшей мере, пристойный. За длинными столами, расставленными в виде подковы и накрытыми белоснежными скатертями, расселись отцы города, местный настоятель, аптекарь, несколько купцов из тех, кто побогаче. Некоторые пришли с женами, иные с дочерьми, также я приметил четырёх молодых и вполне симпатичных женщин, которые никак не выглядели жёнами или дочками. Сложно также было не заметить, что жёны горожан посматривали в их сторону взглядом, по меньшей мере, неприязненным. Видно, не привыкли к присутствию девок за пиршественным столом.
— Видел? — я подмигнул Вагнеру.
— Четыре, — причмокнул он. — Я заметил в поведении этих достойных людей похвальную предусмотрительность. Хватит нам четырёх, Мордимер? — Он посмотрел на меня с шутливым беспокойством.
— Если ты возьмешь одну, я постараюсь не надорвать сил трёх оставшихся, — парировал я.
Бургомистр встал со стула и постучал ножом по кувшину. Разговоры постепенно стихли.
— Драгоценнейшие магистры[12] Инквизиции, — начал он, кланяясь нам, и его толстощёкое лицо просияло искренней улыбкой, — благодарю Господа Бога Всемогущего, что ниспослал именно вас бедному городу Кобриц, жители которого претерпевали ужасные муки от рук шайки злодеев, выдающих себя за волколаков.
Он прыснул со смеху, будто слово «волколаки» его забавляло. А я помню, что когда мы приехали, он сам щеголял со склянкой святой воды в кармане!
— Сколько слёз мы пролили, сколько молитв мы вознесли небесным алтарям, сколько недель мы жили в страхе перед преступниками! И ужас, который разрывал наши сердца, исчез благодаря вам, драгоценнейшие магистры Инквизиции.
— Ещё раз повторит «драгоценнейшие магистры», удвою им счет, — дохнул Вагнер мне прямо в ухо.
— Потому-то знайте, что мы сохраним вас в благодарной памяти. Матери в Кобрице уже не будут больше тревожиться о детях, мужья о жёнах, сыновья об отцах…
— Племянницы о дядях, внуки о дедах… — зашептал Вагнер.
— Сколь долго будет существовать Кобриц, столь долго сохранится в нём слава людей большого сердца и великой отваги. Магистра Тадеуша Вагнера и магистра Мордимера Маддердина! — бургомистр поднял кубок в нашу сторону.
Мы встали, и Тадеуш толкнул меня в бок, чтобы, мол, я ответил на любезную речь, произнесённую отцом города.
— Уважаемый бургомистр и вы, почтенные граждане Кобрица, — начал я, — долгом инквизитора является служение. В первую очередь, служение Богу, во вторую — верным овечкам Господним. Ведь Писание гласит ясно: «Религиозность чистая и беспорочная пред Богом Отцом выражается в опеке над сиротами и вдовами в их страданиях»[13]. Знайте же, любовь Господа неизмерима. Это он поддерживает всех падающих и поднимает всех падших. Нас, инквизиторов, Он использовал всего лишь как полезные орудия в Своей воле дарования мира городу Кобриц, — я прервался на минутку, чтобы перевести дух, поскольку не привык к длинным, торжественным речам. — И посему не конфузьте нас благодарностями.
— Что вы, что вы! — громко запротестовал бургомистр. Я поднял ладонь в знак того, что еще не закончил.
— Не конфузьте нас благодарностями, — повторил я. — Инквизиторы — люди не гласные и смиренного сердца. Благодарите Бога на небесах, который использовал нас таким же образом, как жнец использует серп, чтобы собрать обильный урожай.
Я сел, и тогда все присутствовавшие встали и начали аплодировать. Пришлось мне вновь подняться. Вагнер рукоплескал мне с несколько зловредной усмешкой.