— Ты, проклятая шлюха! Убью тебя! — кричал кто-то, и я отчётливо распознал искажённый злобой и хмелем голос Вагнера.
— Барышни, перерыв, — приказал я. Выскочив из кровати и набросив мантию на голое тело, я открыл дверь и вышел в коридор. Я увидел Тадеуша, который склонился над одной из своих девок (лежала, сжавшись у стены) и лупил её кулаками.
— Будешь меня обкрадывать, шлюха? — орал он. — Мало тебе заплатили?
Нагая девушка отчаянно стонала и заслоняла лицо руками. Надо признать, она была стройненькой, а её груди были, несомненно, больше моей головы. Что ж, любезные мои, Тадеуш выбирал девок первым, а бедный Мордимер довольствовался лишь тем, что ему осталось. Впрочем, как видно, может первый выбор был совсем не таким разумным?
Я подошёл к ним, желая успокоить Вагнера милым словом (поскольку Мордимер Маддердин просто-напросто милый человек), но вдруг в руке моего товарища блеснуло лезвие ножа. Я остановил его руку на полпути. Быстрее, чем я успел подумать.
— Вагнер, — сказал я мягким тоном, — это только девка. Ты можешь её избить батогами[19], но зачем сразу убивать?
— Не твое дело! — рявкнул он, и я увидел, что его глаза обезумели от гнева. Меня это разочаровало, так как он, вполне понятно, был совсем пьян, но инквизитор должен управлять эмоциями, также и в состоянии опьянения.
— Дорогой Тадеуш, если убьёшь эту девку, то до конца ночи тебе останется только её подружка. А я ни одну из своих не отдам. Даже не проси…
Он посмотрел на меня, и гнев вдруг погас в его глазах. Загоготал, потом хлопнул меня по плечу.
— Ты прав-в, Мортимер, — вымолвил он, а девка, услышав эти слова, облегчённо зарыдала. Он посмотрел на неё со злобной улыбкой. — Упью её л-лишь утром — добавил, но я видел, что сейчас он уже только шутит.
— Если только..? — подсказал я.
— Е-сс-ли не будет очень стараться умилостивить мой гг-нев, — закончил Вагнер.
— Ну-да, именно, — произнёс я. — А сейчас позволишь мне вернуться к себе и закончить то, на чём ты меня прервал? И поверь мне, прервал в самый неподходящий момент.
Он кивнул и поднял девку за волосы. Та охнула, но сразу же обняла его за талию, и они пошли по коридору в направлении комнаты Тадеуша. Выглядели как корабль, лавирующий меж рифами. Девушка поддерживала пьяного Вагнера, однако обернулась на секунду ко мне, и я увидел, что её губы беззвучно складываются в слово. В Академии Инквизиции нас учили читать по движению человеческих губ, поэтому я понял, что она хотела сказать. И я был доволен, поскольку люблю людей, умеющих ценить оказанные им услуги. Даже если речь идёт о таком жалком создании, как местечковая девка.
Поймите меня правильно, любезные мои, Мордимер Маддердин не является, не был и не будет человеком, который расчувствовался бы по поводу смерти какой-то там блудницы. Если бы Вагнер на следующий день сказал мне: «Ты знаешь, Мордимер, я должен был убить эту шлюху, потому что она меня обокрала», я, быть может, осудил бы лишь его горячность, но не само решение. Но тогда оказался бы в крайне неловкой ситуации. Не выношу ни бесцельного причинения боли, ни бесцельного расточения смерти. В конце концов, наш Господь сказал: «Что вы сделали одному из этих братьев Моих меньших, то вы сделали Мне»[20]. Не думаю, что спасение жизни глупой девки (нужно быть глупой, чтобы попытаться обобрать инквизитора, даже если он пьян) зачлось бы на Божьем Суде, где все грехи будут взвешены и сосчитаны. Но я решил, что так превозносимым в Кобрице инквизиторам была бы оказана плохая услуга, если бы один из них оставил память по себе в виде трупа зарезанной девушки. Мы были героями этого городка, любезные мои, а герои не убивают девок в пьяном угаре. И поверьте мне, только это — защита доброго имени Святой Службы, заботило меня в данной ситуации.
Утренний скандал, впрочем, нашёл своё завершение пополудни, когда Тадеуш Вагнер ввалился в мою комнату, где я уже в одиночестве отдыхал после попойки и постельных баталий.
— Не украла его, — пробормотал он.
— Что?
— Упал мне под кровать, даже не знаю когда, — сказал он. — Кошель, значит. Наверное, когда я раздевался или что… Утром нашел… Знаешь, Мордимер, если б не ты, я бы убил невинную девушку!
— Мой дорогой, — сказал я, удивленный его угрызениями совести, — я остановил тебя только потому, что считал: две девушки займутся тобой лучше, чем одна. Если бы какая-то шлюха потянулась к моим деньгам, сам бы её прирезал. Подумай только, дружище, кого может заботить жизнь девки? Ты явил великое благоразумие и милосердие, простив ей вину.
— Так думаешь? — он посмотрел на меня.