В дверь просунулась наглая щетинистая харя кого-то из Толиковых коллег. Поведя очами, обладатель хари спросил коленопреклоненного завхоза:
— Ну что, Иваныч, кто слаще-то, девочки или мальчики? — и с громовым хохотом скрылся.
— Арсик, — продолжил Кабаков, не обращая внимания, — давай выпьем за гордых и непокорных…
— Кабаков, — завизжала Робертина, — встань немедленно…
— Заткнись, мудачка, — ответил Толик величественно, вставая с полу, — Арсик, она ж мудачка.
— Кабаков, — вне себя зашлась Робертина, — я же тебе говорила, чтоб при Арсике матом не пи…дился!..
— Извини, — сказал мне Кабаков, прижав руку к груди, — извини меня, Арсик…
После этого пошли уж совсем пьяные базары на четверть часа, в которых завхоз Толик самоуничижался, возвеличивая меня. Мне это было, конечно, лестно, но чувствовал я себя скованно. После самобичевания Толик разразился диатрибой в сторону Игоря и Робертины, которые, как выяснилось, вовсе не любили его, а просто приходили к нему пить, потому что, кроме добросердечного Толика, с ними бы никто за один стол не сел.
— Да как тебя любить, — вскипела Робертина, — ты же старый и жирный, как свинья. Знаешь, у нас с кем любовь? С Арсиком!
— О господи, — сказал Игорь страдальчески, — как же ты глупа!
Кабаков швырнул рюмку об пол и занялся орать на Робертину. Та слушала, привычная, видимо, к подобным сценам, спокойная и сладострастная. Всем своим видом она искушала незадачливого завхоза, который, исчерпав последние запасы красноречия, сел, уронил руки и сказал:
— Арсик, посмотри на эту девочку. Я хочу ее е…ать. Посмотри на ее рот. Он создан, чтобы сосать х…й. Рассказать тебе, как мы познакомились?
— Не надо, — крикнула Робертина и, развернувшись ко мне, раз пять подмигнула правым глазом — дескать, помни, Арсик, пьяный Кабаков — очень ненадежный источник.
Года четыре назад завхоз Толик отправился на пресловутую «стометровку»[11] в поисках женщины. Женщин было немало — день был, скажем так, базарный. Яркие, развратные, как орхидеи, они распределились вдоль проспекта Маркса — в коротких юбках, в колготках без морщинок, на каблуках. Но ни одна не задевала тонких структур Толиковой души. Негаданно к нему подошел мальчик и предложил свои услуги. Толик вежливо ответил, что мальчиками он, как раз, не интересуется. Мальчик улыбнулся и сказал, что предлагает свои услуги не как товар, а как посредник. Толик заинтересовался. Получить товар из-под полы всегда заманчивей, чем взять с прилавка. Девочка была чудо как хороша и стоила дорого. Посреднические услуги тоже были платными. Девочка назвалась Марианной, а мальчик Вадимом. На самом деле это были Робертина и Игорь.
— Это правда? — спросил я у Робертины. Та роняла горючие слезы.
— Нет, — пролепетала она, — он все врет. Мы просто играли.
— Да ладно тебе, Толик, — сказал Игорь, — это уж все травой поросло.
— Нет, не ладно! — Не унимался завхоз, — Арсик, ты такой хороший парень, добрый, умный. Ты с ней зачем связался? Ты посмотри на нее, это ж блядь.
Я сидел побелелый, трезвый и, право, не разумел что сказать.
— Арсик, — хныкала Робертина, — это неправда…
— А потом, когда она у меня жила, — продолжал Толик, — я же с нее пылинки сдувал. А она что ни вечер на работе задерживалась…
— Арсик, — стонала Робертина, — я работала администратором в театре…
— Не пи…ди! — Отрезал Кабаков. — Ни в каком театре ты не работала. Ты к своему х…ю на Тимирязевскую ездила, красиво время проводила.
Робертина пала на колени и подняла пьяное, зареванное лицо:
— Котярушка, ты меня не бросишь? Он правду говорит, я нигде не работаю.
— Подожди, а «скорая помощь»?..
— Да что «скорая помощь», кто меня туда возьмет-то, дуру…
— И давно ты без работы?
— Уже три месяца…
— Какие «три месяца»? — Гласом велием возопи Кабаков. — Ты ничем, кроме манды, и не зарабатывала никогда!
— Неправда! — Робертина порывисто вскочила. — Я в Иркутске шубами торговала…
— Во что мы все, конечно, верим, — вставил Игорь.
— Шубами? — возмутился Кабаков, — да ты за этим мудозвоном поехала, манду свою сладкую повезла.
— Арсик, — вновь зарыдала возлюбленная, — это все неправда, он был педовка, импотент…
— А что же ты поехала? — вопрошал обличающий Кабаков.
— Мне деньги нужны были, я шубами торговала…
— Да ты считать не умеешь, как ты торговала? Арсик, — обернулся ко мне Кабаков, — ты ей веришь?
— Верю, — ответил я.
— Да что ты ей веришь, ты в глаза ее лживые погляди, ведь видно, что пи…дит.