- Ты рисуешь поистине мрачную картину, - согласился Тасайо. - Если я соглашусь на эту встречу, ты обеспечишь мне голоса своих союзников, чтобы я мог занять трон Имперского Стратега без кровопролития?
- Если ты согласен на мирную встречу с императором, обещаю приложить все силы, какие у меня есть, и использовать все свои возможности, чтобы никто не взошел на трон Стратега раньше тебя. - Мара прерывисто вздохнула. - Клянусь тебе в том всем, что мне дорого, клянусь именем и честью моей семьи от нынешних времен до самого последнего отпрыска рода Акома!
Услышав слова этой самой священной из всех клятв, Тасайо поднял брови:
- Если хоть кто-нибудь из твоих отпрысков достоин стать залогом клятвы... на какой же срок ты хочешь перемирия?
Несмотря на вопиющее оскорбление, брошенное Маре в лицо, она не позволила себе поддаться неразумному гневу. На карту было поставлено нечто большее, чем фамильная честь и дрязги знати: неисчислимые бедствия постигнут слуг, детей, ремесленников и тысячи безымянных рабов, если правители Империи решат поразвлечься бессмысленной войной. Годы, проведенные с Кевином, приобщение к его воззрениям, которые раньше казались бредовыми, не прошли для Мары бесследно. Ее взгляд на мир стал неизмеримо шире, и теперь она сделала то, о чем не могла и помыслить до встречи с мидкемийцем, - стерпела обиду, нанесенную чести ее рода. Слова "служить Империи" стали для нее не просто фразой, а единственным мерилом поступков и главной побудительной силой.
- Подожди с решающей схваткой, пока я не вернусь домой и не устрою семейные дела. Затем пусть наша борьба возобновится без поблажек и увиливаний вплоть до рокового завершения.
Оттенок обреченности в ее голосе вызвал у Тасайо веселый смех. Не в силах сдержать желание покуражиться над слабым - а по его понятиям, Мара сейчас проявила слабость, - он ухмыльнулся:
- Пожалуй, ты поторопилась предугадать ответ, госпожа. Не стоит переоценивать мою любовь к Империи. Моя честь - это моя честь, а не честь нации. - Он оглядел Мару с головы до ног, рассчитывая еще сильнее выбить ее из колеи и полюбоваться ее затравленным видом, однако она не доставила ему этого удовольствия и с непроницаемым лицом ожидала продолжения. - Впрочем, быстрое решение вопроса о моем избрании в какой-то мере избавило бы меня от хлопот, - признал Тасайо после некоторого раздумья. Он улыбнулся, и Мара снова подумала о том, насколько хорошо умеет этот безумец прятать свой нечестивый нрав под личиной воинской невозмутимости и аристократических манер. - Я согласен. Пусть Высший Совет соберется перед лицом императора и положит конец его диктаторскому правлению. Ты возглавишь своих союзников и в нужный момент заставишь их поддержать мои притязания. Затем, когда здешние дела будут благополучно завершены, я предоставлю тебе возможность вернуться в Акому и пробыть там столько времени, сколько потребуется для приведения в порядок твоих семейных дел. В течение этого срока ты можешь не опасаться враждебных действий с моей стороны. Будь уверена, Мара, я пойду на тебя войной, но до тех пор можешь считать часы своей жизни платой за служение Империи.
Опустошенная, терзаемая чувством безмерного одиночества, Мара поклоном подтвердила обещание. Она не смела гадать о том, как отнеслись бы к этому соглашению ее отец или брат, будь они живы. Оставалось лишь надеяться, что сговор с Тасайо принесет благие плоды: поможет предотвратить войну и спасти множество жизней... а ее нерожденному младенцу будет даровано достаточно времени, чтобы он успел появиться на свет. Тогда, возможно, королева чо-джайнов согласится спрятать его у себя в улье и сохранить ему жизнь, даже если самой Маре и Айяки суждено погибнуть.
- На какой день назначим встречу? - спросил Тасайо тоном, в котором явственно звучало удовлетворение.
- На послезавтра, - ответила Мара. - Извести императора и других членов Совета, а я тем временем займусь подготовкой к голосованию... чтобы оно прошло так, как я обещала.
- Любопытно будет посмотреть, умеет ли властительница держать слово. Нарушив клятву, она не выйдет живой из города. - Закончив, Тасайо отвесил Маре слабое подобие поклона, ограничившись едва ли не легким кивком. Затем повернулся с быстротой сарката и зашагал к своим войскам.
Подавленная гнетом безысходности, Мара вернулась под защиту Люджана.
Имперский герольд, до этого мгновения безмолвно стоявший на своем посту, провозгласил:
- Переговоры окончены! Разойдитесь с миром и достоинством и знайте: боги довольны, что в этот вечер не пролилась ничья кровь.
Когда офицеры Акомы подали солдатам сигнал к отходу, первый советник Минванаби собрался с духом, чтобы обратиться к господину, но Тасайо жестом остановил его.
- Она повержена, Инкомо, - самодовольно улыбнувшись, он взглядом проводил удаляющуюся женскую фигуру. - Я встречал подобное выражение в глазах воинов, ожидавших смерти на поле боя. - Он слегка пожал плечами. Они бились честно и не посрамили своих предков, но знали, что им суждено умереть. Так и Мара знает, что я победил.
- Господин, - взмолился Инкомо, - я не смел бы считать себя твоим преданным слугой, если бы не указал на возможные неожиданности. Сейчас решается многое и помимо вопроса о том, кто может претендовать на белое с золотом. У Ичиндара нет сыновей. И сейчас, надо полагать, многие при дворе шепчутся, что близится время возводить на престол другого члена императорской семьи. Их выбор может пасть на Джиро из Анасати, Камацу из Шиндзаваи способен доказать, что является прямым потомком одного из прежних императоров, а его сын пользуется всеобщим уважением. Кто может поручиться, что за этим предложением не кроется...
Тасайо резко оборвал рассуждения Инкомо:
- Мара знает: я победил. И делу конец.
Странно возбужденный, властитель Минванаби подал своему военачальнику сигнал разворачивать колонны солдат и возвращаться в лагерь.