«Не забудь, что ты обещала», — подойдя к ней, едва слышно произнес Ремат.
«Всему свое время, — ответила Асенат. — Его отец спрятал табличку так, что ты ее никогда не найдешь. Но когда спустя три дня воины вступят в городские ворота, а евреи отправятся в путь, ты узнаешь ее содержание».
«Что это за табличка? — поинтересовался я. — Какое она имеет значение?»
Мне, конечно, было известно, где она, я знал, куда отец ее спрятал.
«На ней молитва о твоей душе, сынок, о том, чтобы ты встретился с богом. Да нет же, я лгу тебе». — Асенат покачала головой.
Казалось, она погрустнела.
«Там старинное заклинание. У тебя будет выбор перед смертью. А сейчас тебе не о чем беспокоиться. Это всего лишь заклинание, в силу которого верили древние. Вот и все. Остальное, что мы совершаем, не имеет ничего общего с магией».
Они провели меня по дворцу, и вскоре, сломав очередную древнюю печать на двери, мы оказались в каком-то большом помещении. Поспешно обогнавшие нас слуги поставили столы и лампы, затем внесли огромный котел, и я увидел жаровню, над которой его предполагалось установить. Вот тогда я впервые почувствовал всепоглощающий страх — страх перед болью и страданием, что ждали меня впереди.
«Если вы обманывали меня, уверяя, что это не больно, скажите правду хотя бы сейчас: мне будет легче перенести испытание».
«Мы не солгали тебе, — заявил верховный жрец. — Многие века ты будешь стоять в храме Эсагила и получать хвалы и подношения. Будь нашим богом. Если ты и вправду видел его, стань им. Разве он стал бы тем, кто он есть, если бы не мы?»
Я лег на кушетку и закрыл глаза. Не знаю, быть может, я надеялся, что все это мне снится, в то время как я по-прежнему дома. Увы! Все происходило наяву. Меня начали готовить к церемонии. Не открывая глаз, я поворачивался лицом то к стене, то к ним и постоянно ощущал прикосновения рук: мне подстригли волосы и бороду, укоротили ногти, а потом попросили чуть приподняться, чтобы раздеть и искупать меня. Тем временем стемнело, и лишь огонь в жаровне освещал комнату.
Я слышал, как старуха шептала что-то по-шумерски и готовила снадобье: смесь золота, свинца и разных трав — часть из них была мне знакома, о свойствах и силе других ведали только колдуньи. Но в одном я не сомневался: это зелье способно убить любого.
Я убедился, что в таинственном снадобье содержались травы, которые люди жуют, когда хотят, чтобы их посетили видения, а также те, что порождают фантастические сны. Я понимал, что одурманивающие вещества призваны облегчить мою боль и затуманить сознание.
«Возможно, я даже не замечу собственную смерть», — подумалось мне.
Ко мне подошел Ремат. В его взгляде больше не было ни хитрости, ни злобы, а когда он заговорил, в голосе звучало искреннее сочувствие.
«Мы переоденем тебя на рассвете. Наряд для церемонии готов и ждет в другой комнате. Золото кипит, но когда придет время наносить его на кожу, оно успеет остыть и будет густым и холодным, так что тебе нечего бояться. А теперь скажи, бог Мардук, чего ты хочешь. Что доставит тебе удовольствие?»
«Пожалуй, сейчас я хочу спать, — ответил я. — Мне страшно даже смотреть на кипящее золото».
«Не бойся, оно остынет, — заверила Асенат. — Помни, тебе предстоит прожить несколько долгих дней, пока золото будет проникать в твое тело. Его остудят. Ты должен как можно дольше оставаться улыбающимся богом, а потом держать руку поднятой, пока хватит сил, и наконец уснуть и пребывать во сне столько, сколько сможешь».
«Я понял. А теперь оставьте меня».
«Ты не хочешь вознести молитву своему богу?» — спросила Асенат.
«Я не посмею», — прошептал я, поворачиваясь спиной, и закрыл глаза…
Самое удивительное, что я на самом деле провалился в сон.
Они укрыли меня мягчайшим одеялом. Уснул я, наверное, потому, что чувствовал себя совершенно вымотанным, как если бы испытание уже осталось позади, а не ожидало меня наутро. Не помню, что мне снилось. Да и какое это имеет значение? Помню лишь, что, к своему изумлению, я не хотел видеть Мардука.
«Почему? — размышлял я. — Почему я не рыдаю сейчас у него на плече?»
Но факт остается фактом: я вообще не испытывал желания рыдать. Мне нанесли поистине смертельный удар. Что ожидало меня впереди? Дым? Туман? Пламя? Или же сила и власть, какими обладал он? Мне не дано было знать. Как, впрочем, и ему.
Кажется, в какой-то момент я запел свой любимый псалом, но тут же умолк: «К чему? Иерусалим будет принадлежать им, а не мне».
Потом меня посетило видение. По-моему, что-то из вечно боровшегося и спорившего Иезекииля, чьи пророчества мы неоднократно переписывали… Мне явилось поле, усеянное костями мертвых: мужчин, женщин, детей… Нет, я не возмечтал, чтобы они восстали из праха, не захотел вернуть их к жизни, я просто подумал: «Ради этого поля… Я делаю то, что делаю, ради этого поля… И ради всех нас, простых смертных».