Толпа неистовствовала. Из окон и с крыш домов вдоль Дороги процессий неслись приветственные крики. Все боковые улочки были забиты народом. Люди пели и размахивали пальмовыми листьями, отовсюду слышалась еврейская музыка.
Не помню, как мы пересекли большой канал. В памяти сохранилось лишь смутное воспоминание о сверкающей глади воды. Сопровождающие по-прежнему крепко держали меня и настойчиво напоминали, что я должен оставаться мужественным и сильным.
«Ты мой бог Мардук, — сказал Кир. — Будь терпелив и не обращай внимания на этих глупцов. Держи меня за руку, мой бог. Да, сейчас мы с тобой царь и бог, и никто не посмеет усомниться в этом».
Я с улыбкой склонился к Киру и подарил царю еще поцелуй. Толпа вновь разразилась радостными криками. Тем временем мы добрались до реки, где нас ожидала лодка, чтобы доставить к месту сражения Мардука с Тиамат — великой битвы бога с хаосом. Что же там будет?
Впрочем, я был словно пьяный, и это не имело для меня значения. Я чувствовал, как затвердевает на теле золотое покрытие. Как и говорили, это оказалось почти приятно. Я наконец нашел приемлемое положение и теперь довольно твердо стоял на ногах, поддерживаемый своими спутниками. Рука Кира, теплая и сильная, лежала в моей. Царь махал радостно встречавшим его жителям Вавилона, кланялся и выкрикивал приветствия.
Пока лодка продвигалась вверх по течению, мне в голову пришла забавная мысль: «Он воображает, что все это ради него, Кира. А ведь на самом деле такое веселье привычно для Вавилона — вавилоняне часто устраивают празднества. Но Киру не доводилось видеть, как они пьют вино, поют и пляшут, и, конечно, зрелище кажется ему весьма впечатляющим».
И еще одна мысль промелькнула в моей голове: «А где же моя семья?»
Я был уверен, что мои близкие где-то рядом, но не видел их.
Здание, возведенное на месте битвы Мардука с Тиамат, сверкало серебром, изумрудами и рубинами. Верх золотых колонн был выполнен в форме цветка лотоса, посередине крыши зияло большое отверстие. Вокруг толпились тысячи знатных вавилонян, важных чиновников, приехавших из разных городов, жрецов, служивших другим богам, но в поисках защиты оказавшихся вместе с ними в Вавилоне. Собралась там и многотысячная армия придворных самого Кира, столь похожих на нас и все же других: высоких, стройных, коротко стриженных, с суровым взглядом.
Неожиданно я обнаружил, что стою один в центре двора. Со мной остались только Ремат и сочувствовавший мне молодой жрец. Остальные отошли.
«Подними руки, — сказал жрец. — Вытащи меч из ножен».
«Меч? — удивился я. — А я и не подозревал, что у меня есть меч».
«Да, есть, — живо подтвердил молодой жрец. — Подними его повыше».
Я подчинился — почти бессознательно. Перед глазами все плыло.
Знатные гости, свидетели церемонии, продолжали произносить приличествовавшие случаю речи, рога трубили… А потом до меня донесся другой, хорошо знакомый звук — я слышал его на празднествах, на которых присутствовал в прошлом, и когда охотился вместе с отцом и братьями. Это был львиный рык — так рычат запертые в клетках львы.
«Не бойся, — успокоил меня Ремат. — Звери сыты и опоены, отчего сделались сонными и вялыми. Их будут выпускать по очереди, и каждый подойдет к тебе, встанет на задние лапы — их специально учили — и слижет мед с твоих губ, после чего ты пронзишь его мечом. А сейчас я смажу тебе губы медом и кровью».
Я невольно рассмеялся.
«А вы? Где будете вы в это время?»
«Здесь, рядом с тобой, — ответил молодой жрец. — Ничего страшного, бог Мардук, львы хотят умереть во славу тебя».
Он поднес священный сосуд к моим губам.
«Выпей мед с кровью».
Я повиновался, почти не ощущая, как проглатываю напиток, и вдруг осознал, что кожа моя утратила чувствительность, как у человека, оказавшегося ночью в пустыне под порывами ледяного ветра. Однако я сделал несколько глотков, и жрец поил меня до тех пор, пока язык и губы не покрылись слоем липкой жидкости.
Толпа пришла в неистовое волнение. Я видел страх на лицах людей. Тем временем ко мне приблизился первый лев. Все, кто был во дворе, в ужасе попятились и прижались к стенам.
«Как забавно, — со смехом произнес я. — Я уже наполовину мертв, а лев все равно идет ко мне неуверенными шагами».
Неожиданно лев прыгнул, и жрецам пришлось крепко схватить меня, чтобы я не опрокинулся под его тяжестью. Я поднял меч и, молясь, чтобы золотое одеяние придало мне сил, вонзил лезвие прямо в львиное сердце. Горячее зловонное дыхание зверя ударило мне в ноздри, его язык коснулся моих губ, и ужасная туша рухнула на землю. А люди все продолжали петь, словно стараясь придать себе смелости.