Я надел теплые ботинки и пальто — огромное и тяжелое, оно весило, наверное, целую тонну, и его можно было натянуть даже на самый толстый свитер — и открыл дверь.
Отблески закатившегося за горизонт солнца еще играли на снегу, покрывавшем горные склоны, но небо уже потемнело. Мир приобрел серо-белую, с металлическим отливом расцветку и утратил четкость очертаний.
Воздух словно застыл — так бывает, когда в холодный зимний день вдруг стихает ветер. С крыши над головой свисали сосульки. На свежевыпавшем, пока еще неглубоком снегу я не увидел следов.
— Азриэль! — позвал я.
Почему я был в таком отчаянии? Боялся за него? Да, конечно. И за него, и за себя, за свой рассудок, за покой и безопасность всей моей жизни…
Захлопнув дверь, я отошел на несколько шагов от дома. Лицо и руки сразу замерзли. Я понимал, что веду себя глупо, ибо лихорадка может вернуться. Мне не следовало долго оставаться на улице.
Я еще несколько раз позвал его, но не услышал ответа. Сумеречный заснеженный пейзаж был необыкновенно красив. Величественные пихты гордо несли свои снежные шапки, на небе сияли вечерние звезды. Солнце зашло, но темнота еще не наступила.
Неподалеку стояла машина. Странно, но до сих пор я не замечал ее, хотя и смотрел в ту сторону. Наверное, потому, что она была укрыта снегом. Чувствуя, что ноги уже онемели от холода, я бросился к ней и открыл багажник.
Там стоял портативный телевизор — вроде тех, что берут с собой в море рыбаки. Удлиненной формы, с маленьким экраном и ручкой для переноски, телевизор скорее походил на огромный' фонарь. Работал он на батарейках. Откровенно говоря, я не пользовался им много лет. Схватив телевизор, я захлопнул дверцу джипа и побежал обратно к дому.
Едва оказавшись внутри, я вдруг почувствовал себя предателем, словно намеревался тайно наблюдать за тем миром, о котором он говорил, — за миром Белкина, ужасным миром терроризма и жестокости, что насаждал Храм разума, протянув повсюду свои щупальца.
Мне не следует это делать, подумал я. Возможно, он и работать не будет. Присев у огня, я снял сапоги и постарался согреть ноги и руки. Глупо, глупо было так поступать, мелькнула мысль. Правда, озноба я не чувствовал. Взяв из своих немалых запасов несколько батареек, я вставил их в телевизор и устроился в кресле.
Вытянув антенну, я повернул ручку настройки. До сих пор мне не приходилось пользоваться телевизором в доме, он всегда стоял в машине. Если бы я вспомнил о нем перед отъездом, то и вовсе не взял бы с собой.
Впрочем, лет пять тому назад я смотрел его в лодке, когда ездил рыбачить. И вот теперь, как и тогда, он заработал. Экран вспыхнул, по нему побежали черно-белые ломаные линии, и наконец я услышал голос диктора, сообщавший последние новости: отдаленный, тихий, но уверенный.
Я прибавил звук. Картинка прыгала и дрожала, но голос звучал вполне отчетливо. Война на Балканах принимала все более трагический оборот. Во время массированного артиллерийского обстрела Сараево погибли пациенты госпиталя. В Японии за подготовку убийства арестовали главу какой-то секты. А в соседнем городе убийство было совершено. И так далее, и так далее… Короткие емкие фразы сыпались одна за другой. Картинка постепенно становилась все четче. Теперь я мог, хоть и с трудом, различить лицо женщины, ведущей выпуска новостей, и лучше разбирал слова.
— …Трагические события в Храме разума продолжаются. Все члены его боливийского подразделения мертвы. Вместо того чтобы сдаться и вступить в переговоры с агентами международной организации, они подожгли здание, в котором находились. А тем временем в Нью-Йорке продолжаются аресты последователей Грегори Белкина.
Взволнованный, я вцепился в ручку телевизора и поднес его ближе к глазам, стараясь разглядеть изображение на экране. Однако я смог лишь смутно увидеть группу людей в наручниках.
— …Ядовитого газа в одном только Нью-Йорке достаточно, чтобы уничтожить все население. Тем временем власти Ирана в сообщении, направленном в Организацию Объединенных Наций, подтвердили, что все члены секты Белкина в тюрьме, однако, по словам официальных лиц, процедура экстрадиции террористов в Соединенные Штаты займет немало времени. По сообщениям из Каира, все находившиеся там последователи Белкина сдались властям. Все имевшиеся у преступников химикаты конфискованы.
И снова на экране замелькали кадры: лица людей, перестрелки, пламя пожара — ужасное пламя, на крохотном экране моего телевизора казавшееся незначительным черно-белым всполохом. А потом опять появилось лицо ведущей: она смотрела в камеру и словно бы мне в глаза.