Его спесь разозлила меня.
— Это наипростейший выход! Вы пришли за помощью, поэтому я вам ее и оказываю. Поверьте, играть с правосудием очень напряжно и в конечном итоге не выгодно. Лучше закончить это сразу.
— Вы не понимаете. Я готов на наказание. Пусть штраф, пусть осуждение! Пусть. По сравнению с тем, что я сделал, это уже не станет для меня позорным. Дело в моей службе. Учредители кредитного общества, где я служу, крайне щепетильно относятся к такого рода вещам. Вы представляете себе ситуацию — младший финансовый инспектор осужден за скупку краденного?! Колоссальный скандал. Я потеряю работу. А ведь у меня еще выплаты по страховому полису, рента за дом… Исключено!
— Значит, вы ничего не сказали милициантам?
— Мне пришлось подтвердить их версию о ночном грабителе. Про серва они даже и не подумали.
Христофор вновь наполнил стопку черной жидкостью из бутылки, но гостью предлагать не стал — коротко выдохнув, в молчании выпил сам.
— Мои работники уже проводили проверку серва. Они не нашли никаких неисправностей. Вы считаете, что они смогут отремонтировать то, чего даже не видят?
— Не отремонтировать. Просто отключить серва. Навсегда. Дезактивировать или как там…
— Вы настолько уверены в порочности его церебруса?
— Я не чародей и не специалист по сервам. Однако полностью я уверен лишь в том, что не хочу жить под одной крышей с этим… существом. Отключите его. Потом делайте с ним что заблагорассудится. Закопайте, разберите на запчасти, взорвите. Но уберите его из моего дома.
— Это не такая уж пустячная услуга, — заметил Христофор, — Я уже упоминал, что префектура Трапезунда, да и вообще Халдейской феммы, крайне щепетильна во всем, что касается сервов. Любая дезактивация и утилизация серва разрешается только с согласия специальной комиссии после нескольких экспертиз весьма глубокого уровня.
— Столько мороки из-за куска железа?
— Представьте, сколько мороки может возникнуть у вас, если нарушить процедуру. Власти чертовски не любят, когда сервы оказываются на черном рынке, где криминальные чародеи штампуют из них торговцев опиумом, убийц и охранников. Это оправданно.
— Я… я понимаю, — Аристарх сухо неприятно кашлянул, — И готов оплатить.
— Расценки будут весьма высоки, — медленно сказал Христофор, — Это нелегальная работа и она оплачивается по особому тарифу.
— Двадцать имперских солидов.
Христофор пожевал губами.
— Вы полагаете это достаточная цена чтобы мои люди рисковали собственной свободой?
От злости слюна во рту стала едкой, как от хины. Проклятый старый скряга! Не моргнув глазом он готов затащить всех нас скопом в преступление и при этом не скромничая торгуется за наши же шеи! В сердце появился мятный холодок, подумалось, что если префектура и в самом деле узнает про эту сделку, это будет…
— Тридцать, — поколебавшись, сказал Аристарх, — Но я хочу чтоб сегодня же серв исчез из моего дома.
— Боюсь, это маловероятно. Ваш серв стоит на учете и чтобы подделать нужные бумаги может уйти порядочно времени.
— Сколько?
— Полагаю, я управлюсь за два дня.
— Вы хотите сказать, что мне придется еще не менее суток терпеть рядом с собой убийцу?
Побледневшее лицо клиента пошло теперь уже малиновыми пятнами.
— Успокойтесь. Во-первых, вы упоминали про чулан. Заприте серва там и не открывайте до того как все будет готово.
— Вы видели его руки? У него силы как у трактуса! Что ему деревянная дверь?..
— Но он никогда не выходил по собственной воле оттуда, не так ли?
— Это верно. В последний раз засов был отперт снаружи.
— Вот и отлично. Даже если ваш серв все-таки опасен — а, это, напомню, пока еще неподтвержденная и очень зыбкая теория — лично вам и вашей супруге ничто не грозит. Кроме того, — Христофор сделал многозначительную паузу, — Сегодня же у вас опять побывают мои люди.
— Еще одна проверка?
— Именно. На этот раз наиболее полная в таких условиях.
— От нее будет толк?
— Кто знает, господин Аристарх, кто знает. Этого заранее угадать невозможно.
— Хорошо. Не могу сказать, что вы меня успокоили, однако дело определенно сдвинулось с мертвой точки. Я буду вас ждать.
Аристарх сдержанно попрощался, неожиданно отвесил мне короткий поклон, и вышел.
Христофор задумчиво наполнил еще одну рюмку. Судя по тому, как он застыл, вглядываясь в непроглядную черную жидкость, я была забыта и предоставлена самой себе. Опрокинув рюмку в себя, Христофор с удовольствием крякнул и стал массировать виски. Внешне он ничуть не переменился, если не считать поалевших губ.