— Что, кто… Ничего не понимаю.
— Вы сможете заехать за мной? Это очень срочно. Аристарх в опасности!
Видимо, Марк оставил попытку разобраться в ситуации или же окончательно уверился в том, что нового юриста внезапно разбил мозговой паралич.
— Еду, — сказал он кратко и мрачно, — Ждите. Минут десять.
— У вас есть револьвер?
В трубке воцарилось молчание, нарушаемое лишь щелчками помех.
— Зачем?
— Не спрашивайте. Просто захватите с собой.
— Таис…
— И езжайте немедленно. Я жду!
На улице я была уже через две минуты. Через шесть минут, утробно завывая двигателем, из-за поворота показался спиритоцикл Марка. Я так обрадовалась ему, что едва не вскрикнула от радости. Марк же, напротив, даже не улыбнулся. Значит, все-таки спал…
— Что стряслось? — спросил он сразу, как только я оказалась в спиритоцикле, — Что это за ночные авантюры с револьверами?..
— Вы взяли? — перебила его я.
Марк неохотно кивнул. Под его тяжелым плащом на правом боку и в самом деле что-то выступало, точно туго набитый кошель.
— Едем к Аристарху. Жмите на полную! Если я права, то это последняя его ночь.
— Что за страсти… — проворчал Марк, поворачивая какой-то рычаг, — Может, растолкуете?
Спиритоцикл помчался по улице как огромная гудящая стальная стрела, корпус даже завибрировал от напряжения. Навстречу нам размытыми сполохами неслись фонари, они дробились в искры, встречаясь с каплями дождя на обзорном стекле, отчего казалось, что черное угрюмое трапезундское небо полыхает бесшумными снопами фейерверков.
— Времени нет, — сказала я, — Сейчас важно успеть. Расскажу все на месте.
— По-моему, что-то не то вы задумали, — сказал задумчиво Марк, напряженно глядя перед собой, — Если Аристарху и в самом деле угрожает опасность, куда проще вызвать милициантов. Кто мы по-вашему? Гвардия стратига? Наше дело — ремонт…
— Милициантов вызывать рано.
— Это отчего же?
— Долго объяснять.
— Или же вы не уверены в своей версии, так?
Хоть Марк и не смотрел на меня сейчас, лгать ему было сложно.
— Уверена, но не хочу спешить.
— Кстати, если вы думаете, что одного револьвера хватит чтоб успокоить разбушевавшегося серва…
— На счет этого можете не волноваться. По серву стрелять не придется. У нас сегодня другая добыча.
— А Кир? — не успокаивался Марк, — Мы ведь ни черта не смыслим в чарах!
Ого, он уже и чертыхаться начал! Значит, действительно нервничает.
— Он нам не понадобиться.
— Но серв…
— Забудьте про серва. Лучше прибавьте скорости.
Марк стиснул зубы и больше вопросов не задавал. К нашему счастью улицы в этот почти полуночный час были пусты, спиритоцикл шел на предельной скорости, незаметно пожирая целые кварталы. Страха скорости я не испытывала, было лишь горячее нетерпение в крови, точно в вену мне вставили капельницу с газированной водой, а на губах ощущался едкий привкус опасности.
У дома Аристарха Марк осадил свой механический экипаж так резко, что я едва не припечаталась лбом к стеклу, спас ремень. На нижнем этаже горел свет, но неяркий — судя по всему, хозяева уже собирались ко сну. Впрочем, Аристарх вроде бы говорил, что ложится довольно рано. Впрочем, сейчас это не играло роли. Мы должны были успеть.
Я схватила кольцо и застучала им по двери. Стук посреди ночной улицы вышел тревожный и суетливый, как карканье ворона. Марк покачал головой:
— Всыплет нам Христо завтра за такие авантюры.
Прошло не меньше минуты, прежде чем дверь отперли. И каждое мгновенье этой бесконечной минуты отдавалось в висках гулким сердечным ударом. Дверь распахнулась и в тускло освещенном из гостиной дверном проеме я увидела Аристарха и его супругу.
Елена была в платье, с книгой в руках, видимо еще не спала, Аристарх же оказался облачен в богато расшитый халат, в опущенной руке сжимал маленький черный револьвер.
— Бога ради, что это означает? — воскликнул Аристарх, увидев нас, — Что за визит? Я уж подумал… Проходите. Господин Ласкарис меня не предупреждал. Что-то случилось?
Чувствовалось, что нервное напряжение, владеющее им последний месяц и обострившееся до крайности, сказывается — руки его прыгали, голос звенел, лицо опять было в нехорошей чахоточной бледности. Бедный, бедный Аристарх. Все кругом уже готовы были записывать его в душевнобольные.
«Даже ты, — услужливо подсказала нарочито противным голосом совесть, — Даже ты.»
Договориться с совестью можно было и позже, Аристарх же желал получить объяснения незамедлительно.