– Я возвращаюсь в управу. Ты… кстати, где ты живешь?
– Я сплю под столом в кабинете учителя, так что нам по пути, – беспечно ответил юноша.
– Как это под столом? – неприятно поразился Сун Цзиюй. – Так не пойдет. В павильоне магистрата много комнат, он жил здесь с семьей – можешь занять одну.
Хэ Лань приподнял тщательно выщипанные брови.
– Но это ваши покои. Вы хотите, чтобы я прислуживал вам? Я мало в этом смыслю.
Сун Цзиюй озадаченно поглядел на него.
– Мне не нужны слуги, там просто есть место, – терпеливо объяснил он. – Тем более что не сегодня-завтра я перееду. Впрочем, как хочешь.
– Конечно, я хочу! Но… не знаю, прилично ли. – Хэ Лань отвел глаза. – Что подумают в управе?
– А что они могут подумать? – Сун Цзиюй вздернул брови. Да даже если что-то подумают, кто осмелится болтать?
– Что вы по-особенному относитесь к вору, который только-только решил исправиться. Может быть, я обманул вас, втерся в доверие…
– Я забочусь обо всех своих людях, – сухо ответил Сун Цзиюй. – А если кто-то будет болтать подобное – долго ему на службе не удержаться. Можешь поселиться с моими слугами, если тебе так будет удобнее.
Хэ Лань улыбнулся так, что ямочки проступили на щеках, и кивнул.
– Спасибо, господин Сун! Я позабочусь о вас.
– О себе позаботься, – Сун Цзиюй усмехнулся.
Позже, уже лежа в постели, он против воли припомнил эту улыбку: ямочки на щеках, изящно приподнятые уголки глаз… Давно ему никто так не улыбался – весело, искренне. В столице цензору Суну доставались лишь заискивающие усмешечки… Впрочем, давал ли он кому-нибудь поводы для радости? Даже Лун-гэ в последнее время… Он задумался о Лун-гэ…
…И, должно быть, провалился в сон, потому что карие глаза Лун-гэ вдруг позолотило солнце, и вместо него перед ним возник Ху Мэнцзы с остановившимся тигриным взглядом. Вот он приблизился на шаг, и Сун Цзиюй невольно отступил. Нельзя показывать этому наглецу слабину! Но как не отступить, когда это уже никакой не Ху Мэнцзы, а самый настоящий тигр, огромный, медовый, с черными полосами. «Он почуял мою кровь», – понял Сун Цзиюй, схватился было за меч, но меча не было.
– Ланлиньского прекрасного вина густ золотистый аромат… – проговорил тигр низким, раскатистым голосом и облизнулся, подступив еще ближе, и вдруг встал на дыбы, уронил тяжелые лапы на плечи Сун Цзиюя, впечатывая его в стену…
Его разбудил пронзительный крик петуха. За окном серело подступающее утро. «Скоро рассветет», – подумал Сун Цзиюй и перевернулся на спину, пытаясь вспомнить, что ему снилось: тигры, драконы, хоровод призрачных девушек над водой, вихрь белых и черных орхидей…
Он поднялся и, не надев рубахи, вышел во внутренний дворик павильона – поупражняться с мечом, стряхнуть сонную муть.
Когда он закончил и умылся, на террасе был уже накрыт завтрак. Жу Юй налил ему чаю.
– Господин, мы закончили приводить главный дом в порядок, можно переезжать. И кабинет ваш облагородили. Но вот сад… Это же лес какой-то! Мыслимо ли благородному человеку…
– Прекрасно, перевозите вещи. Хэ Лань сегодня ночевал у вас?
Жу Юй помрачнел и кивнул. Он явно хотел сказать еще что-то, аж ноздри раздувались, но изо всех сил сдерживался.
– Что такое? Говори, – Сун Цзиюй внимательно поглядел на него.
– Вы… при всем уважении, господин… – Жу Юй вздохнул. – На нем же пробы ставить негде. От такого добра не жди.
– Будь это так, разве служил бы он до сих пор в управе? – сухо спросил Сун Цзиюй. – Каждый человек заслуживает шанса на исправление. Хэ Лань пока ничем себя не запятнал, относитесь к нему соответственно его статусу – он, я напоминаю, помощник лекаря.
Жу Юй тяжело вздохнул, прижал поднос к груди, будто ребенка.
– Как прикажете, господин. Вы человек благородный, всех судите по себе.
В его устах это звучало как оскорбление, да он и сам это понял – быстро поклонился и исчез прежде, чем получил выволочку.
Утро Сун Цзиюй провел за разбором бумаг – искал похожие случаи, но больше утоплений за этот год не было. Оставалось побывать в речных борделях, но только Сун Цзиюй собрался туда поехать, как явился Ху Мэнцзы, как всегда, в прекрасном настроении, одетый даже не в красный – рыжий какой-то халат с золотой искрой. На зеленом поясе все та же подвеска, в волосах шпилька, изогнутая, как стебель лотоса на волнах.
И как всегда секретарь не успел доложить: сунулся в дверь осторожно.
– Господин Ху спрашивают вас, – прошелестел он и исчез.
Ху Мэнцзы рассмеялся.
– Действительно, спрашиваю! Не пришлось ждать новоселья, свиделись с вами снова… – он обернулся через плечо. – Где ты там застрял, собачья душа?